Поиск источника: настойчивость на пути художника

День сегодня был неустроенный: прямо посреди моего рабочего времени нагло втиснулся визит к врачу. Взяв такси, поехала на прием – 60 кварталов к югу по запруженным улицам. В воздухе разлито очарование весны. Я нашла нужный дом и бочком протиснулась мимо желтой ленты – идет ремонт тротуара. Поднялась на лифте. Я пришла за несколько минут до назначенного времени. В разложенных по приемной журналах нашлась статья про Google. Подумала: если бы мне пришла фантазия поискать себя в интернете, поисковик наверняка выдал бы портрет растрепанной нервной женщины с комментарием: «Лучше бы она писала».

– У вас угнетенный вид, – заметил доктор вместо приветствия и мрачно меня осмотрел.

Я действительно была угнетена. Хотелось оказаться дома и чтобы день тек по незамысловатому расписанию, а вовсе не проводить его где-то в городе. Хотелось оказаться за столом и писать слово за словом. Я всегда угнетена, когда мало пишу. А визиты вроде этого отрывают немалый кусок от времени, которое я намеревалась посвятить работе.

– Я слишком мало пишу, – сдержанно жалуюсь. – От этого и напряжение.

Я обнаружила, что комфорт зависит не от обстоятельств, в которые мы помещены, а от настроя, с которым мы их встречаем.

Элизабет Кинг

Доктор внимательно смотрит на меня, а я – на него. Мне здесь не нравится.

– Попробуйте снять домик в деревне и уехать туда на лето поработать, – безрадостно советует доктор. – В деревне жилье недорогое, – добавляет он, заметив, вероятно, как у меня в глазах начинают прыгать многозначные цифры.

Что? Он что, с ума сошел, этот врач? Перед внутренним взором всплывает картинка: забытая богом деревня, где нечего делать, кроме как таращиться на лист бумаги перед собой. Это же верный путь к творческому ступору! Да мне будет в сто раз лучше, если я останусь где есть и буду делать то, что делаю!

Мне не хотелось снимать домик в деревне. Мне хотелось писать там, где я привыкла, – в самом сердце Нью-Йорка. Хотелось писать о красотах улицы цветочников, улицы одежных магазинов, улицы антикваров. Хотелось писать о месте, в котором я укоренилась, о жирной почве бурлящего мегаполиса. Хотелось писать – и точка. Мне страстно хотелось проторить какую-нибудь тропу, облечь свой опыт в слова, перенести увиденное на страницу и достичь равновесия и оптимизма. Но нормы в три страницы ежедневно на это хватить не могло. Благодаря этим трем страницам я стояла на ногах, но и только. Все прочее в жизни вдруг разом пришло в негодность, однако опыт подсказывал, что если я буду продолжать упорно работать, в конце концов все наладится. «Трагедиям место в тексте», – твердила я себе. Но трагедия шла за мной по пятам, куда бы я ни направилась, даже к врачу.

Последние несколько дней мне то и дело оставляют на автоответчике длинные и трагические сообщения люди, утратившие способность работать над своим творчеством. «Позвони мне», – просят они, но если я позвоню, их трагедия хлынет и в мою жизнь тоже.

Не следует искать безмятежности где-то еще, я должна обрести ее там, где укоренилась. Сейчас это место – центр Манхэттена. Мне трудно выслушивать все эти сообщения с бесконечным перечислением всего, что можно предпочесть работе. То есть я хочу сказать, даже не работе, а эмоциональной взвешенности, простой и исполненной позитива жизни здесь и сейчас. В этой жизни нет места суете, нет места безумной спешке, пожирающей покой. Чтобы сохранить эмоциональное равновесие, нужно двигаться в собственном комфортном ритме. И я пытаюсь, однако в последнее время это становится все труднее и требует все больше напряжения. Мир так и лезет ко мне со всех сторон.

Принятие помогает любому событию предстать в новом свете.

Генри Хаскинс

Вчера я ужинала с одной шикарной писательницей, и та порекомендовала массу всевозможных вещей, которыми я просто обязана заняться, живя в городе. «Но когда же писать?» – подумала я. На свете есть много приятного, но мало что доставляет мне больше удовольствия, нежели созидание. Нет, пожалуй, я лучше буду придерживаться своего плана и жить очень-очень простой жизнью. Я повторяю это как мантру. Как ни борюсь, сколько всего ни «знаю», а все равно соскальзываю в трагизм и отчаяние. «Не усложняй», – изо дня в день твержу я себе с утренних страниц. Садись за пианино. Садись за клавиатуру. Пойди погуляй. Сделай маленький шажок вперед. Не поддавайся отчаянию. Постарайся поспать. Если просыпаешься ночью и не можешь уснуть, перебирай в памяти радости, а не страхи. И первая радость – это трезвость, пусть не эмоциональная, но хотя бы физическая. Не прикасайся к стакану, как бы плохо тебе ни было.

То, что не убивает нас, делает нас сильнее.

Фридрих Ницше