Поющая во тьме

Лекс закрыл глаза, прислушиваясь к сонному мерному дыханию девушки. Хотелось обмануть самого себя, заставив поверить, что он способен на нечто большее, чем ненависть и жажда обладания. Под покровом ночи, вдали от всех, так легко притвориться и поверить в запретные иллюзии, сладким ядом отравляющие сердце.

***

Лекс быстро шел на поправку. На второй день он уже самостоятельно встал, чувствуя себя значительно лучше от того, что теперь не выглядит беспомощным младенцем или тяжелой обузой.

– Извини, но я не стала брать твоего жеребца. Он совсем выдохся. А этот зверюга способен выдержать длительный переход.

Лекс посмотрел на рослого пегого жеребца, мирно пасшегося на лугу.

– Похоже, он славный.

– Славный? Он едва не откусил мне руку, пришлось усмирять его по-плохому.

– Я полажу с ним, вот увидишь. Мне всегда удавалось найти общий язык с лошадьми, даже с дикими. Раньше я объезжал самых норовистых лошадей в конюшне отца.

Лекс сидел на небольшом валуне, нагретым солнцем, упершись локтями в колени. Воспоминания затуманили взор. Как давно это было!

– Почему ты не вернулся? – Ани испытующе смотрела на него. – Почему ты не вернулся домой, к родным?

Для Лекса всё еще было непривычно, что они вот так запросто могут разговаривать, не клокоча от ярости и не желая уничтожить друг друга. Ощущения были незнакомыми, они приятно волновали и согревали душу. Но ответить на вопрос Ани было одновременно и легко, и сложно.

Легко, потому что себе он уже давно ответил на этот вопрос. Сложно, потому что ему не хотелось вновь нырять в тягостные воспоминания. Почему она всегда задаёт не те вопросы? Лекс нахмурился, но слова уже выскальзывали из его рта:

– Я не мог. И сейчас не могу.

– Из-за жены?

Опять этот непроницаемый взгляд чёрных глаз, впивающийся в него, проникающий прямо в душу. Ани будто нарочно затрагивала особенно больные темы, она словно хотела отодрать вместе с кожей бинты, намертво присохшие к коже. Дать ране немного зажить, а затем вновь провернуть клинок глубоко в ней. Это хорошо у неё получалось. Но волна злости и раздражения не стремилась вырваться из него наружу, лишь заныло немного внутри. И всё. И всё?

Лекс медленно, подбирая слова, начал говорить.

– Дария не была мне женой по нашим обычаям. Мои родители не одобрили наш брак. Когда-то она была дочкой ростовщика, довольно богатого, и была неплохой партией для меня. Наши родители даже подумывали о браке. Но потом выяснилось, что дела у её отца идут не так хорошо, как кажется. Он вложил деньги в убыточное предприятие, разорившись. Как оказалось, он вложил не только свои деньги. У него отобрали всё, что было, но долги перекрыть он не смог. Тогда с ним решили разобраться по-другому. Его дом подожгли ночью. Он вместе с женой и парой оставшихся слуг сгорел заживо, а Дария выжила лишь потому, что убежала тайком из дома ко мне на свидание. Отец сразу заявил мне, что ни о какой свадьбе не может быть и речи. Дария начала жить у какой-то дальней родственницы в бедном квартале, а мой отец не желал родниться с рванью, носящей опозорившуюся фамилию. Я и раньше никогда не находил со своим отцом общего языка, а когда всё это произошло, то окончательно рассорился. Он считал, что я поступаю назло ему, отказываясь от выгодных партий и продолжая встречаться с Дарией. Ему и в голову не могло прийти, что я поступал так из-за чувств к ней.

Лекс замолчал на время, рассказывать об этом было гораздо легче, чем он всегда считал. Раньше Лексу казалось, что говорить об утрате вслух с кем-то будет невыносимо больно. Он носил незаживающую рану глубоко внутри себя, бесконечно предаваясь скорби, в которой не было места для посторонних.

Но сейчас… Лекс говорил и не верил самому себе. Неужели это всё было с ним? Неужели он когда-то мечтал о многом? Будто всё это время он был покрыт закостеневшим панцирем, а сейчас сбрасывал его, понимая, что тот уже давно отмер, превратившись в привычный щит от всего мира.

– Я не желал идти по стопам отца, занимаясь лекарским делом. Я мечтал о другом и втайне от отца обучался иному ремеслу. А Дария поддерживала мои мечты, постоянно расписывая мне в красках, как хорошо мы заживём.

Лекс невольно улыбнулся, с нежностью вспомнив Дарию. Его лучик света, с восторгом взирающий на своего возлюбленного, его маленькая наивная девочка…