Пока «ГРОМ» не грянул. На Берлин в 1941 году

Со своего места поднялся начальник Военной академии им. Фрунзе генерал-лейтенант Михаил Хозин. Он поднял рюмку и прочувствованно сказал: "За миролюбивую сталинскую внешнюю политику!". Генерал приготовился было уже опрокинуть в себя водку, как вождь неожиданно резко поставил свой бокал на стол и жестко сказал:

– С этим оборонительным лозунгом пора кончать, ибо он устарел. Хотя под ним Советскому Союзу и удалось продвинуть далеко вперед свои границы на север и на запад и даже увеличить свое население на тринадцать миллионов человек, но теперь так больше ни пяди земли не приобретешь. Красная Армия должна привыкнуть к мысли, что мирная политика закончилась и наступила эра расширения фронта социализма силой. Тот, кто не признает этого, обыватель и дурак. Вам понятно, товарищ генерал?

Хозин смущенно улыбнулся и опустился на стул, так и не пригубив водки. Он стал белее скатерти, на которую поставил рюмку. Соседи сделали вид, что не услышали неудачного тоста. Все углубились в содержимое тарелок и дружно застучали вилками.

Между тем банкет катился дальше, разговоры за столом становились все оживленнее и громче.

…Майор госбезопасности Николай Шмаков ловко подцепил вилкой кружок колбасы и положил его на хлеб. Потом отпил водки и закусил получившимся бутербродом. Хорошо! Настроение у него было отличное – академия окончена, впереди новое назначение. Интересно, куда его пошлют – в Западный военный округ или Киевский? Конечно, предпочтительнее Западный, все ближе к вероятному противнику. Но в Киевском тоже хорошо.

Шмаков повел плечами – новенькая форма, выданная к выпуску, немного жала. Ничего, разносится. Главное – не запачкать ее, а то придется отстирывать, и тогда потеряется парадный вид. А ему в ней еще представляться начальству.

Жены у майора не было, поэтому следить за своим внешним видом приходилось самому. Это отнимало много времени, да и любви к стирке и глажке у Шмакова не было. К тому же он считал, что излишний лоск только портит офицера. Но начальство строго относилось к уставным требованиям, и приходилось с этим считаться.

Соседи по столу отправились покурить, и майор на некоторое время остался один. К нему тут же подошел полковник Сандрин, заместитель по кадрам Военно-политической академии. Шмаков быстро вскочил, но полковник жестом усадил его обратно, а сам пристроился на свободный стул.

– Ну что, поздравляю тебя с окончанием учебы и присвоением внеочередного воинского звания, – он кивнул на майорские кубики. – Куда теперь?

– Не знаю, товарищ полковник, предписание еще не получено.

– Меня просили порекомендовать кого-нибудь для выполнения особо важного задания, – тихо сказал Сандрин, – выдержанного, устойчивого, хорошо знающего немецкий язык. Я сразу вспомнил о тебе. У тебя, Николай, с дойче все в порядке?

– Владею свободно, – доложил Шмаков, а сам подумал, что Сандрин перед разговором наверняка заглянул в его личное дело и выяснил, что он родился в Поволжье и после смерти родителей жил и воспитывался в семье немецких колонистов. Благодаря чему и уцелел в голодном 1921-м году. Так что с немецким языком у него действительно все было в порядке.

Полковник между тем продолжал:

– Я решил порекомендовать тебя. Характеристика с прошлого места службы отличная, преподаватели академии отзываются положительно. Политически ты вполне подкован, с морально-волевыми все в порядке, немецкий язык знаешь. Значит, подойдешь. Так что завтра, в десять утра, будь у меня кабинете, с тобой встретятся и поговорят. Если все пойдет хорошо, получишь такое назначение, о котором и не смеешь мечтать. А нет – укатишь в Белоруссию, в Минский укрепрайон. Ну что, по рукам?

Шмаков кивнул. Полковник поднялся и пошел на свое место. Николай задумался: это назначение могло означать все, что угодно, – от командировки в пограничный гарнизон до предложения поработать в Германии. И главное, уже не откажешься, сочтут карьеристом или, что гораздо хуже, трусом. И тогда прощай, любимая работа. И, скорее всего, решение уже было принято, иначе Сандрин не подошел бы к нему. Наверняка кандидатуру проверили, поговорили с преподавателями и товарищами в группе, побывали на прежнем месте службы. Завтрашние смотрины – не более чем формальность. Но все-таки надо выглядеть хорошо, решил Шмаков, помятая физиономия вызывает неприязнь. Даже если вчера был законный повод выпить.

Он вздохнул и отодвинул от себя рюмку подальше.

Москва

6 мая 1941 года

Генштаб РККА

Длинный дубовой стол занимал почти всю центральную часть зала оперативных совещаний. На том месте, где обычно сидел начальник Генштаба, сегодня расположился Сталин. Слева и справа от него разместились члены Военного совета и руководители наркоматов. Стены зала украшали карты Германии, стран Восточной и Южной Европы, а также Советского Союза.