Пока я спала

— Да-да, — соглашается со мной Миша. — Не успеем.

Перекатывается, подминая под себя, и нагло стягивает с меня штаны.

Когда подъезжает Машка с Марселем у нас и конь не валялся. Только двое безобразных взрослых, беспечно сминающие праздничные колпачки для гостей.

— Марина! — возмущается сестра. — Ты же обещала все сделать. Гости в три соберутся.

— Эй, меня отвлекли! — показываю пальцем на ее бывшего мужа.

— Миша! — переключается она на него. — Я думала, ты ее проконтролируешь!

— Она плохо на меня влияет, — смеется он, присаживаясь возле Марса на колени. — Ну привет, именинник! Ждешь праздник?

— Ага, — кивает племянник с серьезным выражением лица.

Чем старше становится, тем больше похож на папу. Это лучшее в нем.

— Раздень его, — привычно бросает указания сестра. — А ты, — угрожающе тычет в меня пальцем. — Пошли работать.

Я успеваю только прошептать «помогите», когда она цепляет меня за руку и тащит в гостиную.

Идея дома ей была не по вкусу ровно до того момента, как мы сюда не заехали в марте. Теперь они с Марселем все выходные тусуются у нас. Миша строит во дворе детскую площадку с горками для сына, а мы с сестрой нагло пьем коктейли на веранде. После тяжелой трудовой недели она позволяет себе расслабиться.

— Торт привезли? — допрашивает меня, разбирая пакет с реквизитом.

— Да, стоит в холодильнике.

— Шарики?

— В кладовой.

— А кто аниматора привезет?

— Друг Миши захватит его из города. Расслабься, Маш. Ну серьезно. Праздник же, — цепляю на себя колпак и поворачиваюсь к ней.

— Ты же знаешь, я пока все не проконтролирую, расслабиться не смогу, — поднимает на меня взгляд и улыбается. Наконец-то. — Дурында, — обзывается, но я подхожу к ней и тоже цепляю колпак. — Теперь две дурынды.

— Две — всегда лучше, чем одна!

— Тут не поспоришь.

Мы украшаем гостиную, встречаем гостей с детьми и проводим самый безумный праздник для двухлетки в мире. К концу дня я ужасно устаю от детских криков и в очередной раз радостно выдыхаю, когда толпа детишек со своими родителями рассасывается по домам. Слава богу у нас один на троих и тот посменно. И слава богам, что все что мог, он взял от Миши — это самый прекрасный, спокойный и рассудительный ребенок на свете. Даже, когда бесится и орет.

Я просматриваю фотки за сегодняшний день, отмечая лучшие кадры, когда ко мне подсаживается сестра. Она громко выдыхает и вытягивает ноги.

— Марс заснул там наверху. А я поеду. Привезете его завтра к вечеру?

— А сама чего не останешься?

— Хочу домой в свою постель. И не слышать ваших стонов. Это все еще странно, — морщится она.

— Ах вот, почему ты на прошлых выходных с утра слиняла? — улыбаюсь я.

— Вы хоть стены обшейте что ли.

— Обязательно, — стараясь придать лицу серьезное выражение, обещаю я.

А ведь Миша говорил, что надо делать звукоизоляцию.

— Но все нормально, да? В смысле — мы с Мишей? — я не устаю задавать этот вопрос, потому что сестра чересчур спокойно восприняла наше воссоединение.

Словно все поняла заранее.

— Нет, не нормально, — поджимает она губы. — Моя сестра допекает меня идиотскими вопросами.

— А то, что Марс меня мамой называет?

— Как ты и сказала — две всегда лучше, чем одна, — Машка поднимается с дивана и оставляет у меня на щеке смачный поцелуй. — Все, я поехала, — кидает взгляд на наручные часы.

— Тебя кто-то ждет! — меня словно осеняет.

Точно. Она весь день с телефоном в руках. А на прошлые выходные уехала сразу после странного звонка.

— Ничего особенного, — пожимает плечами и двигается в прихожую.

— То есть не расскажешь? — складываю руки на груди.

Та молчит.

— Я тебе все рассказываю!

— Ага, всё, — кидает взгляд поверх моей головы, где Миша спускается с лестницы.

— Вот зараза. Так и знала, что мне аукнется.

— Это моя маленькая сестринская месть, — улыбается Машка. — Мучайся теперь догадками.

Она уходит, а я остаюсь в дверях с расползающейся улыбкой на лице.

Когда-то я растревожила ее затяжным двухдневным молчанием, прежде чем подобрать слова и все рассказать. Она ругалась только за то, что решила, я умираю, раз хожу с таким лицом. И твердо пообещала тогда: «когда-нибудь я тоже буду молчать как партизан, и ты изведешься, не зная, что делать».

И добавила: «пожалуй, я знала».

А после: «живите».

И настала моя очередь позволить ей жить.