Пока смерть не разлучит...

Жозеф пишет, что барону де Безенвалю чудом удалось уцелеть: мятежники жаждали его крови. Брат еще не знает, что полковник, лучший друг маркиза де Сегюра, — его настоящий отец; матушка призналась в этом Филиппу перед смертью. Ещё недавно в этой истории можно было увидеть сюжет для фривольной пьески, старики выглядели бы комично, но разве всё это не трогательно? Маркиз де Сегюр был ранен в грудь во время сражения при Руку, полгода спустя потерял руку в битве при Лауфельде и только через два года после этого женился на юной креолке с Сан-Доминго. Красавец Безенваль в семнадцать лет стал капитаном швейцарских гвардейцев; он не мог отдать предпочтение ни одной из множества своих любовниц и так и не женился. Потом была Семилетняя война; Сегюр сражался при Крефельде и Миндене, а при Клостеркампе попал в плен. Безенваль, храбро бившийся при Клостеркампе, посылал другу эротические пьесы с собственными иллюстрациями, стараясь развеселить его в заточении. Когда маркиза освободили, Филиппу было десять лет, а Жозефу семь. Безенваля назначили генеральным инспектором швейцарских полков, ослабленных двумя долгими войнами; с его легкой руки эти полки стали нести службу при французском дворе, сменяя друг друга. Военные реформы и обучение войск не мешали полковнику писать романы и пьесы в стихах, а также стать почетным членом Академии живописи. Даже разменяв шестой десяток, он сохранил приятную внешность, острый ум и способность к обольщению, благодаря чему вошел в ближний круг королевы Марии-Антуанетты. А его друг Сегюр в трудное время войны с Англией получил пост военного министра и с упорством старого воина проводил непростые реформы, ставя заслуги выше рождения. Именно благодаря ему солдаты в казармах стали спать не по три в кровати, а по два, количество госпиталей увеличилось, а расходы на них уменьшились, поскольку новый министр железной рукой пресекал злоупотребления… Вот люди иного века, "дряхлые обломки старого режима", над которыми Филипп и его друзья потешались в юности, бунтуя против их нравов, но даже не думая оспаривать у них бремя дел… Теперь же действовать предстоит им самим. Достанет ли им мужества, твёрдости и прозорливости?

"Мы весело шли по цветочному ковру, расстеленному над пропастью"…

5

Сир, господин де Сен-При нижайше просит вас соблаговолить вернуться в замок. — Посланец прижимал шляпу к груди, чтобы оттуда не выпрыгнуло сердце. — Женщины из Парижа идут в Версаль.

— Женщины? Разве сегодня праздник?

— Я полагаю, сир… Если позволите… Возможно, они хотят попросить вас о какой-нибудь милости… Но их много, и у них есть пушка.

— Вот как? Это прелестно! Просить о милости, зарядив пушку, — вполне в духе времени.

Король пытался шутить, но в животе уже возникло знакомое ощущение сосущей пустоты; вот сейчас она доберётся по шее до затылка и стянет кожу на голове… Пустота. Не на что опереться, не за что уцепиться. Наверное, так чувствуют себя аэронавты в корзине воздушного шара, который ветер увлекает неведомо куда, сделав своей игрушкой…

Что ж, охота сегодня всё равно не задалась, возвращаться не жалко. Верховые псари трубили в рог, пешие бежали за сворами борзых, держа в руках веером расходящиеся поводки. Людовик сел в карету; слуга поднял подножку и захлопнул дверцу.

…Никогда еще путь от Трианона до дворца не казался Марии-Антуанетте таким длинным. Она едва удерживалась, чтобы не побежать. "Сын! Они хотят отнять у меня сына!" — эта мысль полоснула её, точно бритвой, и сердце всё еще кровоточило, хотя разум и убеждал его, что всё совсем не так. Шорох гравия под торопливыми шагами, шум платьев и неровное дыхание фрейлин, с трудом поспевавших за королевой… Вот наконец и фонтан Латоны. Он выключен; поверхность воды разрисована кругами от мелких капель дождя. Латона нежно обнимает своих детей. Ах, если бы Мария-Антуанетта тоже могла превратить в лягушек дерзких крестьян, позабывших своё место![2]

Все министры стояли на крыльце. Королева умерила шаг, несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Они в Версале, никакой опасности нет. В конце концов, их охраняет целый полк, готовый умереть за своих монархов.

У господина де Сен-При, недавно назначенного министром двора, непроницаемое лицо опытного дипломата.

Здесь герцог де Фронсак, он только что из Парижа, у него важные новости. Государыне угодно выслушать его сейчас или подождать до приезда короля, за которым уже послали?.. Цокот копыт и стук колёс в Мраморном дворе избавили Марию-Антуанетту от необходимости принимать решение.

Совещание проводили в апартаментах королевы. Сидя в кресле, Мария-Антуанетта украдкой разглядывала Фрон-сака — внука маршала де Ришелье. Маршал как-то сказал, что все его недостатки перешли к сыну, а все достоинства — к внуку. Он красив! Молодой, лет двадцати с небольшим. И румянец ему идёт. Тонкий профиль, большие глаза… Боже мой, он весь промок!