Ночью Доар перебрался в кровать. Дерзкое вторжение обнаружилось не сразу, а лишь когда мне на голову рухнуло нечто тяжелое и на поверку oказавшееся мужской рукой. Упершись ногами бывшему мужу в живот, я отодвинула подселенца на край матраца и с блаженством закрыла глаза. Только задремала, как была придавлена ножищей, бесцеремонно перекинутой через мое бедро.
— Да ты издеваешься! — процедила я, освобождаясь.
— Почему ты такая холодная? — пробормотал он.
— Я эсса! Эссы ңе бывают горячими, — прошипела я, снизойдя до того, чтобы откатиться к краю лично.
— Ты ледяной кипяток, — прошептал Доар.
Пробуждение вышло жестким во всех отношениях. Неведомой силой меня сдернуло с постели,и я с глухим стуком рухнула на ковер. Плохо осознавая, что утро наступило да еще приложило меня о пол, я растерла лицо ладонями. Взгляд упал на корзинку, по-прежнему стоявшую возле кровати. Вместо яйца в гнезде из мягкой соломы лежала разломанная серая скорлупа. Карликовый грифон вылупился!
Неожиданно в гардеробной загрохотало, следом понеслись яростные ругательства, приглушенные закрытой дверью. Похоже, Доар первым познакомился с «любимым» питомцем или даже принимал участие в его рождении, а теперь пытался свернуть ему орлиную шею. Негодяй!
Я бросилась на помощь невинному новорожденному существу, ворвалась в гардеробную и на пороге споткнулась о мужские туфли, коварно валявшиеся под ногами. Комнатушка оказалась разграбленной. Открытые шкафы опустели: одежда была сорвана с вешалок, всюду валялась обувь. Проход загораживала перевернутая тумба. В центре невообразимого хаоса на собственном пиджаке, как на истлевшей ветоши, застыл встрепанный Доар… с рыбацким сачком на изготовку.
— Ты что делаешь? — опешила я.
— Дверь закрой, пока он не сбежал! — рявкнул он, не оборачиваясь.
— Кто? — бросилась я закрывать дверь.
— Кто-кто? Конь в белом пальто! — выругался Доар. — Питомец твой вылупился и захотел жрать!
— Грифон?!
Он ткнул сачком по направлению шкафа, где на одиноких «плечиках» жалко болталась белая рубашка с разодранной на полоски спиной. На верхней полке сидел наш домашний питомец… и, щуря недобрые желтые глазенки, с наслаждением грыз ботинoк Доара. И хотя сам он был меньше этого самого ботинка, уже умял каблук, а теперь дожевывал формованный нос. У меня вырвался испуганный смешок.
— Ты полагаешь, что это смешно?! — свирепо глянул на меня Доар.
— Нет, — прижимая к губам ладони, чтобы скрыть нервную улыбку, покачала я головой.
Больно осознавать, но он оказался прав: в яйце рос не карликовый грифон. Возможно, Доар даже был прав в том, что таких грифонов не существует. За сто кровных золотых шейров, заработанных бывшим мужем на продаже триана, я купила ему в подарок хитрую прожорливую горгулью с огромными остренькими ушами, кожистыми умильными крылышками,тонким хвостиком и взглядом маньяка. Надеюсь, хотя бы с размером не обманули,и из мелкого бесенка не вырастет уродливый демон в человеческий рост. И сейчас он раздирал туфлю…
Когда-то давно в Эсхарде ходила глупая мода заводить горгулий вместо кошек, но веянье быстро ушло. Потомки вымерших химер, в отличие от грифонов, не одомашнивались. Они грызли и воровали все, что, по их мнению, плохо лежало, даже если оно лежало хорошо. Если же казалось, будто тварь прижилась в семье,искренне привязалась к хозяевам и вела себя как ласковая кошка, то это означало, что она терроризировала чей-то другой дом. Другими словами, оживший ужас, а не домашний питомец.
— Не хочешь ничего сказать? — процедил Доар.
— Думаешь, она наестся ботинком и заснет? — прошептала я.
Во сңе горгульи покрывались плотными гладкими чешуйками и начинали напоминать неподвижную каменную фигурку.
— Аделис, неправильный ответ! — рявкнул он.
— Объективно говоря, я не отвечала, а спрашивала.
— Не умничай!
— Εсли я скажу, что ты был прав насчет грифонов,и мне ужасно жаль, это умерит твой гнев?
— Нет.
— Ну и ладно.
Вообще чисто по-человечески я Доара понимала. Мало что похмелье,так еще с сачком за новорожденной горгульей приходится скакать. Другими словами, утро у него явно не задалось,и он планировал сделать его исключительно недобрым для окружающих.
Сверху летело смачное чавканье. Горгулья пирoвала.
— Посмотри на нее с другой стороны, — попыталась я преподнести домашнего питомца в позитивном ключе.
— С какой стороны ты предлагаешь посмотреть на тварь, которая догрызает мой ботинок? Со спины?
— С морды… рожи… светлые боги… — пробормотала я и махнула рукой, заставив горгулью оторваться от завтрака и нехорошо сощурить желтые глазенки. — Она такая страшненькая, что кажется милой. Даже рожки уже проклюнулись.
— В твоих словах я не наблюдаю логики, — процедил Доар, взмахнув сачком.
И здесь он тоже был прав.
Я сама не видела логики в собственных рассуждениях, поэтому огрызнулась:
— Не размахивай,ты ее пугаешь!
В следующую секунду в нас полетел обглоданный ботинок и вмазался в светильник, на цепи спускавшийся с потолка. Живой огонек немедленно погас. Мы погрузились в глухой мрак. Неожиданно я ощутила, как нечто принюхивается к моим волосам,и, стараясь не шевелиться, прошептала: