– Да три сотни! – воскликнула я, ошарашенная тем, с каким ожесточением он обрушил на меня эту самую правду.
– Просто оставь их при себе.
– Почему ты не сказал мне об этом раньше, зачем скрывать? – с укором высказалась я.
– А ты бы откровенничала на моем месте? – вопросом на вопрос ответил он.
И я прикусила язык, потому что понимала – молчала бы. До последнего. Утеря связи со стихией – не та тема, которую хочется обсуждать с человеком, из-за которого пять лет назад жизнь погрузилась в хаос.
Когда напряжение достигло высшей точки, в кабинет заглянули. Погруженные в глубокую тишину, мы с Доаром услышали щелчок повернутой ручки, и оба обернулись к двери. В узенькой щели маячил порядком встревоженный Якоб. Боюсь, он посчитал, что случилось смертоубийство, если мы двое перестали орать как полоумные, а потом нашел предлог заглянуть в приемную.
– Я это… хотел спросить, – неловко промямлил он, – стряпчий еще нужен?
Хотя по лицу было видно, что хотел узнать, а не понадобится ли нам целитель. Может, сразу за ним отправить, пока мы еще на ногах стоим?
– Нет, мы закончили, – резко произнес Доар и решительным шагом направился прочь из комнаты.
С открытым от удивления ртом я следила, как он спешно покидает поле битвы. Чувствуя, что хозяин на взводе, Якоб шустро посторонился.
– Доар, постой! – сорвалась я с места.
В коридоре было темно. После магического срыва живые огни в настенных светильниках, обычно вспыхивающие от движения, зажигались только после нескольких хлопков. Настырно шагая следом за Доаром, я выпалила:
– Смешно уходить от разговора!
– Мы не разговаривали, Аделис, а скандалили, – не оглянулся он.
– Конечно, и у тебя есть дела поважнее, чем выяснять со мной отношения, – фыркнула я.
– Умница, схватываешь на лету.
– Умоляю тебя, Доар, не надо переходить на этот твой снисходительный тон! – огрызнулась я, прожигая взглядом его затылок, и начала бросать в широкую спину вопросы: – При каких обстоятельствах
Он резко развернулся. По инерции я еще сделала пару мелких шагов, но не успела остановиться, как вдруг оказалась оттесненной к стене. От удара спиной о холодную кладку над нашими головами вспыхнул ночник. Свет упал на мрачное лицо Доара.
Когда он склонился к моему уху, я испуганно съежилась. Злость, волнами исходящая от мощной напряженной фигуры мужчины, ощущалась на физическом уровне. Вероятно, будь у него магия, он разнес бы коридор.
– Послушай, милая эсса Хилберт, – щекоча дыханием, недобро прошептал он, – сколько мы были знакомы, тебя никогда не интересовало, что происходило за пределами твоего маленького мирка. Я не жалуюсь, вас растят зацикленными на себе. Просто продолжай в том же духе и не лезь ко мне в душу.
– Но мы женаты! – пролепетала я.
– Сказала женщина, которая хочет вернуть брачную клятву, – иронично усмехнулся он и вдруг провел пальцем по ткани над моей макушкой: – Ты совсем разучилась контролировать ледяную магию, Аделис? Похоже, скоро придется ремонтировать весь особняк.
Напоследок окатив меня презрительным взглядом, он вышел в холл. Я отлепилась от стены, огляделась. В коридоре было пусто. Видимо, Якоб деликатно закрылся в приемной, чтобы дать супругам без смущения выпустить пар, или же не пожелал смущаться сам, подсматривая за семейным скандалом. По-прежнему горел единственный живой огонек. Вокруг того места, где Доар прижимал меня к стене, сверкала снежная пудра. При желании в большом пятне, не тронутом замерзанием, можно было различить очертания человеческой фигуры.
– Аделис, да что с тобой? – с досадой пробормотала я, представив кислую мину Гаэтана при виде вспученной отсыревшей ткани ручной работы и позеленевших от безжалостной влажности бронзовых светильников. Хотя, наверное, патина скульптора только обрадует. Говорят, она прибавляет бронзе ценности.
Мама утверждала, что мужчине надо дать время перебеситься, вкусно накормить деликатесами, а потом идти на второй заход, когда он сытый, расслабленный и безоружный. С папой эта тактика всегда срабатывала. Весь день я ломала голову, как вызвать Доара на разговор, желательно без скандала, даже обдумывала мысль собственными руками приготовить ужин. Отличную идею пришлось оставить, ведь кроме тэя я ничего не умела варить, да и его умудрялась испортить.
Я прождала возвращения Доара до середины ночи, специально сунув между дверью в спальню и косяком туфлю, чтобы услышать шаги подгулявшего хозяина, но в итоге все же уснула в кресле под умиротворенное потрескивание поленьев в камине. Проснулась ни свет ни заря, разбитая и с ноющей шеей. Когда я появилась на кухне, перепугав прислугу, и заявила, что лично подам хозяину завтрак в постель, то услышала смущенный ответ Эрла:
– А риат Гери не ночевал дома.
Во время завтрака, когда мы с Гаэтаном без аппетита ковырялись в тарелках, лакей принес записку, запечатанную красным сургучом с незнакомым оттиском.