Через две недели данное мероприятие прошло четко в соответствии с намеченным нашей предусмотрительной Марией планом. Яхта была, ресторан был, гости нужные были. Радости только и удовольствия сам виновник торжества, судя по всему, так и не получил. На яхтовом празднике от наших были только Лиза с Матерью Королевой. Мы же пили чай на уютной бутовской кухне с Валюшкой и возвратившейся из поездки Мышью, когда Лиза на машине привезла основательно подвыпившего отца. Ромка был тоже усажен за стол, хотя собеседник из него был, прямо скажем, никакой. Он то хорохорился, перечисляя нам имена «больших» людей, которые его лично поздравляли и желали всех благ и процветания, то начинал чуть ли не плакать, все прикапываясь то ко мне, то к старшей дочери: «Как ты думаешь, она вернется? Она же не может не вернуться? Ну что там в этом Дрездене, наверняка тоска жуткая, знаю я этих немцев…»
Долго мы не выдержали, и Лиза приняла вполне мудрое решение: она просто положила его спать в бывшей детской, и наш уютный мир на кухне был снова восстановлен. Тема «про нее» осталась висеть в воздухе, и мы тщательно огибали ее, стараясь не задеть в разговоре.
Каждая из нас была по-своему счастлива в том августе: я радовалась лету, отпуску, будущей долгожданной поездке с мужем в Европу, Валюшка с головой ушла в какие-то эскизы, была чем-то очень воодушевлена, но не рассказывала пока никаких подробностей, а мы боялись расспрашивать, чтобы не спугнуть. Катюшка напиталась у деда любовью и вниманием, к тому же ее явно радовала перемена, произошедшая в матери, от всего этого она как будто бы снова стала девчонкой-подростком: беспечная улыбка, короткая юбчонка, две задорные косички, три забавных звенящих браслета на запястье. Лиза, наоборот, стала серьезной и деловитой. Теперь она вместо матери заправляла на кухне, наполненной итальянскими ароматами. Мы уже ранее отведали в ее исполнении какой-то удивительный салат, сногсшибательное ризотто и теперь доедали потрясающий пирог с грушами и специями, названия которых я, темная, никогда не слышала.
Лиза появилась в Москве только на неделю и стремилась за неделю успеть все возможное и невозможное. Из невозможного – наобщаться с мамой и отцом, чтобы не так скучать по ним в Италии. А она скучала, несмотря на то что другая страна все время питала впечатлениями, другой язык обогащал и требовал сосредоточенности, окружающая красота умиротворяла, работа завлекала с головой, опять же воздыхатель Франко, следующий за ней по пятам… Скучать было просто некогда. Но она все равно скучала по каким-то мелочам: маминому запаху, отцовским остротам, по сквозняку в московском метро, по странной русской традиции все время, даже в жару, пить чай на маленькой душной кухне. И если б не эта вскоре вновь предстоящая ностальгия, эта совсем еще молодая, но преуспевающая москвичка была бы тоже совершенно счастлива.