Покаянные сны Михаила Афанасьевича

– Что, и тебя достало? – посочувствовал Распутин. – Да я вот тоже, как это прочитал… ты не поверишь, ну до чего же стало худо!

Достав из-за пазухи початую бутылку шустовского коньяка, Распутин сделал глоток, что-нибудь на полтора стакана, и протянул оставшееся мне:

– На-ко, прими чуток. Верь мне, сразу полегшает.

Я приложился к горлышку. Да там и осталось всего-то ничего…

Что будет, если он меня узнает? От этой мысли сначала бросило в жар, пот стал заливать глаза, а я тем временем, стараясь оттянуть неизбежную расплату, держал возле рта уже опустевшую бутылку из-под коньяка. Так, прикрываясь бутылкой, и стоял. По счастью, монокля в глазу не было, да и волосы немного растрепались… Я осторожно глянул на Распутина. И вдруг почувствовал, что вот еще немного и влага на моем лице заледенеет – мне стало холодно, как будто голого бросили в сугроб. Нет, этого я не переживу! А все потому, что Распутин смотрел на меня так, ну прямо так, как тот самый следователь в кабинете на Лубянке. Точь-в-точь! Я даже подумал, уж не он ли допрашивал тогда. Да нет вроде…

– Эко присосался! – Распутин вырвал у меня из рук бутылку, встряхнул, крякнул с сожалением и бросил в угол, за сундук. – Вот так оно всегда! Стоит хорошему человеку помочь в сурьезном деле, как сам-то оказываешься на бобах. Да кабы знать… И до чего же хочется напиться!

Честно говоря, и я не возражал. Напиться, забыться вечным сном и чтоб никогда уже не просыпаться!

Распутин вновь сердито глянул на меня, потом вдруг улыбнулся и сказал:

– А знаешь что? Поедем-ка сейчас со мной, хошь?

Такой развязки я не ожидал, а потому не сразу сообразил – все, что ни делается, оказывается к лучшему. В том положении, в котором я с недавнего времени оказался, не приходилось выбирать. А вдруг и в самом деле… Вдруг поможет?

Я промямлил:

– Григорий Ефимыч, да я здесь вроде как бы под надзором…

– Это Моня, что ль, за тобой тут глядит? Да плюнь ты на него! Банкир он голожопый, только и всего. – И, достав из-за пазухи по виду пачку долларов, стал ею потрясать в воздухе, приговаривая: – Вот он где у меня! Да я его раздену догола! Нашел кого бояться! – Затем немного помолчал, по-прежнему не отводя взгляда от моего лица, вздохнул и с явной горечью в голосе сказал: – Ну дык что? Иди вещички собирай! Бежать, бежать надо из Москвы. Поганый это город.