Показания гражданки Клио

В ночь с субботы на воскресенье Никодим и Иосиф — опять-таки через вторые руки — информируют прокуратора о том, что его люди охраняют «пустышку». Немедленно посланный на место офицер подтверждает: в гробнице действительно нет ничего, кроме тряпок. Первой в голову Пилату приходит вполне естественная мысль: он попался в расставленную первосвященниками ловушку, цель которой — скомпрометировать ненавистного евреям прокуратора. Теперь ему остается только наступать. Проинструктированные им легионеры заявляются на рассвете в Синедрион и устраивают там скандал, суля офонарелым со сна первосвященникам вывести их на чистую воду и вообще вывернуть наизнанку всю эту жидовскую лавочку. Первосвященники, растерянные ничуть не меньше Пилата, клянутся и божатся, что они не имеют к этой истории никакого отношения, и находят взаимоприемлемый выход: пускай тело будет якобы украдено учениками. Малость покочевряжившись для виду, солдаты соглашаются; приказ прокуратора выполнен, обе стороны более или менее сохранили лицо, да еще и толика денег от Синедриона проистекла, так что в расположение части они возвращаются «с чувством глубокого удовлетворения и законной гордости».

Иосиф же с Никодимом тем временем блистательно завершают свою комбинацию. Самое для них опасное — это если римляне, стакнувшись с первосвященниками, сообразят немедленно запечатать гробницу обратно и сделать вид, будто вообще ничего не произошло (проделать это самостоятельно, в одиночку, Пилат не рискнет из опасения, что все это — хитрая провокация Синедриона). В этом случае Иосиф может, конечно, на следующий день вскрыть при свидетелях опечатанную гробницу — как-никак, свою собственную! — и «обнаружить» исчезновение тела; беда, однако, в том, что тогда его уши будут торчать из комбинации так, что их уже не спрячешь. Поэтому необходимо, чтобы первым вскрытую и опустевшую гробницу обнаружил кто-то другой. Вот тут-то и появляются на сцене женщины-мироносицы.

Без малого два тысячелетия перечитывают люди эту сцену и удивительным образом не задают себе элементарного вопроса: а с какой, собственно говоря, целью явились ни свет ни заря к гробнице Христа две Марии — Магдалина и Иаковлева — и Саломия? Какие такие обряды собирались они совершить, если в пятницу сами присутствовали при погребении и знали, что Учитель похоронен «по первому разряду» (Ин 19:39–40)? Зачем они принесли с собой благовония («мироносицы»), если Никодим уже употребил «состав из смирны и алоэ, фунтов около ста» (Ин 19:39), и все это было им известно? Откуда вообще взялась эта замечательная идея — потревожить покой мертвого

, что по любым человеческим законам — грех, а по еврейским — вещь совершенно немыслимая? А вот если предположить, что истинной целью предрассветных бдений женщин-мироносиц (а также мобилизованных Магдалиной Петра и Иоанна) было засвидетельствовать исчезновение тела и не дать властям по-тихому запечатать гробницу обратно, то тогда все сразу встает на свои места.

Итак, изящный, хотя и рискованный, план Иосифа с Никодимом увенчался полным успехом. Хотя, если вдуматься, чем они рисковали? Единственное по-настоящему уязвимое звено плана — это опечатывание гробницы, когда теоретически возможно обнаружить исчезновение тела; ну и что ж с того? В ночь с пятницы на субботу тело из неохраняемой гробницы мог выкрасть кто угодно. Вот тут бы Иосифу с Никодимом, кстати, и пригодилось их «косвенное алиби» — ведь в случае расследования можно будет доказать, что сама идея об охране места захоронения действительно принадлежит им самим. Так что даже при самом пиковом раскладе ребята просто оставались «при своих».

Какую же цель они преследовали в своей интриге? Ну, с этим-то как раз все ясно. Вполне очевидно, что в случае достаточно громкого скандала основные неприятности пожнут могущественные первосвященники — Каиафа и его тесть Анна. В 36 г. от Р. Х. Каиафа был с позором «освобожден от занимаемой должности» и даже лишен звания первосвященника, которое, как правило, бывало пожизненным. И как знать, не скандальная ли история полуторагодичной давности с исчезновением тела галилейского самозванца (вариант: убиение Сына Божьего) стала той самой соломинкой, что сломала спину верблюда? Падение Каиафы, между тем, привело к власти конкурирующую саддукейскую группировку, представителем которой был новый первосвященник, Ионафан; именно к ней, судя по всему, и принадлежали Иосиф с Никодимом. Ионафан проводил более проримскую политику, чем его предшественник, за что и был убит еврейскими террористами — сикариями; Иосиф же, как мы помним — «друг Пилата и Господа». Похоже, все сходится…