Покер с акулой

– Он небось каждый день с такими общается, – вздохнула Юля. – Никогда бы не смогла работать в подобной конторе, прямо всю трясет от злобы.

Наконец бумаги подписали, и Зиновий Павлович, натягивая куртку, сообщил:

– Все свободны. Часов в семь вечера получите документы на руки.

– Ишь, хитрец, – взвизгнула Попова, – нет уж, мы с тобой поедем, чтобы не убежал!

Кроткий Зиновий вежливо ответил:

– Пожалуйста.

Попова ткнула спящего муженька в бок кулаком:

– Собирайся, ирод.

Супружник разлепил веки, глянул на свет мутным взором и сообщил:

– Пошла ты на…

– Молоток, – восхитился Никитин, – с такой бабой иначе нельзя.

– Заткнись, козел, – не растерялась Попова.

– Ты как с моим мужем разговариваешь? – заверещала Никитина.

– Да уж задницу лизать не стану, – взъелась Попова, толкая вновь мирно захрапевшего мужа, – тоже мне принц эфиопский, тьфу.

Никитина побагровела и, зачерпнув стаканчиком из аквариума воду, плеснула ее прямо в лицо обидчице.

– Ах ты, сволочь, – завизжала мокрая баба, – дрянь! Сейчас тебе мало не покажется.

Никитина пискнула и юркнула под стол. С диким криком Попова ринулась за ней. Наблюдавшие за схваткой риэлторы кинулись растаскивать женщин. Вопли, мат, визг слились в единую симфонию. Зиновий Павлович, воспользовавшись суматохой, ретировался, мы в полном составе отступили к выходу. И только муж Поповой сладко спал на диване, очевидно, он привык к скандалам.

На улице Катя взглянула на часы:

– Три! День пропал.

– Я, например, на работу, – выкрикнул Сережка.

Договорившись встретиться в конторе около семи, мы разбежались.

Я донеслась до метро, купила на бегу горячую сосиску с горчицей и проглотила «обед», не жуя. Потом нашла телефон и позвонила Бурлевскому. В конторе ответил безукоризненно вежливый голос:

– Федор Михайлович отсутствует.

Чертыхнувшись, я набрала номер мобильного. Послышался треск, шум, писк и еле слышное:

– Алло.

– Очень нужно встретиться! – заорала я в трубку так, что стоящая рядом торговка уронила сигареты.

– Жду в половине четвертого в клубе «Он и она», – сообщил Федор и отключился.

Я обозлилась до крайности. Во-первых, я не знаю, где находится данное заведение, а во-вторых, придется брать такси, не у всех же, как у Бурлевского, «Мерседес» с шофером!

Исходя негодованием, я вылетела на дорогу и остановила старенькие, разбитые «Жигули».

– Куда? – спросил водитель, мужик лет шестидесяти.

– Клуб «Он и она» знаете?

– Ванина, – процедил шофер.

– Что Ванина? – не поняла я.

– «Он и она» находится на улице Ванина, вам туда или куда в другое место?

– А что, в Москве два клуба с таким названием?

– Понятия не имею, – пожал плечами мужик, – мне известен только один.

– Тогда на Ванина, – велела я, вздыхая.

Ну и денек сегодня. Сначала изматывающая нервы процедура в конторе, а теперь еще бомбист – зануда.

Всю дорогу мужик ворчал, плавно переходя от политических новостей к ценам, состоянию шоссе и погоде.

– Сплошной кошмар, – ныл он, вертя руль, – кругом одни свиные рожи, и кто только нами руководит, ничего для народа сделать не могут!

Я заметила у него на правой руке обручальное кольцо и испытала искреннюю жалость к незнакомой женщине. Какой кошмар жить с таким кадром.

Неприятности сегодня просто сыпались на голову. В клуб меня не пустили.

– Мест нет, – вежливо, но твердо сказал охранник.

– Меня ждут…

– Кто?

– Господин Бурлевский.

– Подождите, – велел секьюрити, захлопывая дверь.

Я осталась стоять у подъезда, чувствуя себя униженной. Неужели я так плохо одета, что швейцар принял меня за побирушку! Минуты текли томительно, наконец дверь распахнулась, и продюсер произнес:

– Простите, Евлампия Андреевна, но сюда иногда приходят нищие и попрошайки, вот охрана и проявляет бдительность.

От этого объяснения мне стало еще хуже, но я ступила в холл с улыбкой:

– Понимаю.

Красивая девушка в темно-синем платье аккуратно повесила мою видавшую виды куртку среди роскошных шуб и сказала Федору:

– Купите для дамы букет.

Продюсер никак не прореагировал на эти слова. Мы завернули за колонну и оказались в большом зале. В нем горели настольные лампы в светло-розовых абажурах. Самое лучшее освещение, придающее даже пожилым молодой, здоровый вид.

– Сюда, – буркнул Бурлевский, показывая на маленький столик в углу, – что будете?

– Чай цейлонский, крупнолистовой, без сахара, настаивать две минуты, и к нему ржаной тост с огурцом, – царственно велела я.

Знаем, какие порядки в подобных заведениях, когда-то, в другой жизни, я изредка бывала в «Али-Бабе» или «Конго». Может, кто и ходит в подобные места, чтобы поесть, но коллеги моего бывшего мужа собирались там для выпендрежа, заставляя поваров делать немыслимые вещи – крабов с виноградом и орехами, черную икру в помидоре или требовали стакан кефира, чем окончательно ставили в тупик обслугу. Но вот парадокс – чем больше они капризничали, тем ласковее становились официанты.

– Ну, – приказал Бурлевский, подождав, пока гарсон побежит на кухню, – докладывайте, что раскопали.

Я откинулась на спинку удобного стула. Ну уж нет, дружочек, хоть ты и платишь мне деньги, но я не какая-нибудь пятисортная певичка или убогая подтанцовка.