В ноябре 2015 года USA Today, Washington Post и еще с полдюжины ведущих новостных изданий дружно задались одним и тем же вопросом: «А не является ли применение таблеток для ума мошенничеством?»[105]
. Вопрос, безусловно, неординарный. Студенты принимают их для повышения концентрации внимания и работоспособности. Те же преимущества обеспечивает чашка кофе или работа в группе. Но накачанных кофе студентов не считают мошенниками, так чем же отличаются умные наркотики?Давайте объективно рассмотрим наше отношение к гораздо более спорным средствам — психоделикам. Семьдесят лет назад авторитетный историк Мирча Элиаде из Чикагского университета для описания пения, танцев, медитации, речитатива и всех «оригинальных и глубинных» техник, используемых шаманами для изменения сознания, ввел в оборот фразу «архаические техники экстаза»[106]
, при этом он упустил одну очень важную вещь. На всех континентах шаманы долгое время применяли для изменения сознания и достижения просветления психотропные растения вроде грибов и кактусов, но Элиаде проигнорировал этот факт, попытавшись переписать историю в пользу биологической оболочки.В своей классической книге Shamanism[107]
он доказывал, что «…наркотики всего лишь вульгарный заменитель “чистого транса”… имитация состояния, которого шаман не способен достичь иным путем»[108].Итак, в том, что касается и студентов, глотающих таблетки, и шаманов, принимающих психоделики, мы допускаем одну и ту же ошибку в вопросе о приложенных усилиях. Подготовка к экзаменам ночь напролет требует немалого труда. Аддерал в такой ситуации кажется мошенничеством. То же можно сказать об изматывающих часах медитации, речитативных песнопений по сравнению с практически гарантированной трансформацией сознания под влиянием определенных растений.
Пейл Тела по своей сути аскетичен: не пройдя через боль, не получишь результат. Измененные состояния сознания, достигаемые с помощью таких внутренних катализаторов, как медитации и молитвы, считаются устойчивыми, надежными и заслуженными. Если цель заключается в достижении глубокой трансформации сознания, то ничто столь мимолетное или приятное, как состояние потока или прием психоделиков, не заменит десятилетий медитации и молитвы. «Глубинная мудрость просветления, — подчеркивает Сэм Харрис в своем бестселлере Waking Up («Пробуждение»), — в чем бы она ни состояла, не может быть результатом быстро преходящего опыта… Пиковые состояния — это прекрасно, но настоящая свобода возможна лишь в нормальном бодрствующем состоянии»[109]
.Иными словами, идеи, почерпнутые внутри биологической оболочки, истинны и достоверны, тогда как полученное извне не заслуживает доверия. Ощущения, требующие внешних катализаторов, таких как психоделики и таблетки для ума, очень неустойчивы, ненадежны и в конечном счете слишком легковесны.
В 1962 году Уолтер Панке, изучавший теологию в Гарвардской школе богословия, попытался разрешить спор о биологической оболочке, проведя один из самых известных в истории экспериментов с психоделиками[110]
. В Страстную пятницу Панке собрал группу из двадцати студентов-семинаристов в часовне Марш при Бостонском университете. Чтобы проверить, могут ли психотропные вещества вызвать «аутентичные» мистические ощущения, он дал одной половине группы псилоцибин, а второй — активное плацебо ниацин (производящий на организм аналогичное действие, но без когнитивного эффекта), а потом все пошли в часовню на службу.Затем испытуемым предложили оценить службу по ряду критериев для описания мистического: невыразимость, святость, забвение времени и пространства, чувство единения с божественным. «Студенты, принимавшие псилоцибин, оценили службу по этим критериям гораздо выше, чем респонденты из контрольной группы[111]
, — пишет Джон Хорган в книге Rational Mysticism («Рациональный мистицизм»). — Спустя шесть месяцев члены группы, принимавшей псилоцибин, заявили о длительном положительном воздействии на их поведение и отношение к Богу; эксперимент укрепил их веру… На него часто ссылались как на доказательство способности психоделических препаратов вызывать мистические ощущения, улучшающие нашу жизнь». Причем настолько, что девять из десяти студентов-богословов, принимавших псилоцибин, впоследствии стали церковными деятелями, в то время как ни один из принимавших плацебо ничего особенного в жизни не добился.