Похищение Афины

— Пусть папа поцелует мою задницу, — выкрикнул мальчик и бросился вон из столовой.

Мистер Нисбет знаком приказал Эндрю следовать за ним. Скоро крики ребенка уже доносились из сада.

— Упакуйте кое-что из вещей, Эндрю, — шепнул мистер Нисбет лакею, когда тот, перекинув мальчика через плечо, поднимался по лестнице.

Малышка Мэри, во всем подражавшая брату, прижалась к юбкам бабушки.

— Я тоже не хочу уезжать. Я хочу остаться с сестрами.

Самые младшие оставались в детской.

— Вы всех их забираете? — спросила Мэри у шерифа. — Есть ли в этом необходимость? Я сию минуту отправлюсь в Брумхолл и переговорю с лордом Элджином.

— Вам не следует этого делать, леди Элджин. Подобные действия могут быть рассмотрены как враждебные или угрожающие и использованы против вас в суде. Мне приходилось встречаться с такими случаями. Не надо поддаваться истерике и совершать необдуманные поступки. Они также свидетельствуют не в пользу матери.

— Значит, таков ваш закон?! — вскричала Мэри, и ее голос сорвался на крик так, что дочь оторвалась от бабушки и кинулась к ней. — Забрать у женщины родных детей и потом называть ее истеричкой за то, что она попытается протестовать?

Шериф пожал плечами:

— Не мы пишем законы, леди Элджин. Нам лишь приказано следить за их исполнением.

— Не называйте меня этим именем! Я не желаю больше зваться леди Элджин.

Элджин, Элджин, Элджин. Как ей когда-то нравилось звучание ее нового имени! Проснувшись на утро после свадьбы, она позвала горничную и долго забавлялась тем, что просила обращаться к ней, добавляя в начале и конце каждого предложения слова «леди Элджин», а потом валилась от хохота на кровать. Сейчас же сам звук этого имени был ей противен, он будил воспоминания о требованиях, которые предъявлял ей в постели ее безносый муж. Но требования, которые он предъявлял ей вне постели, были еще более отвратительны.

Миссис Нисбет вызвала няньку маленькой Мэри и попросила ее отвести ребенка наверх. Мэри никогда не позволяла забрать у нее детей. Это случилось лишь однажды, в Неаполе, когда она повиновалась приказу Элджина, чтобы он мог совершить поездку по Италии, ту самую поездку, которая привела его в тюрьму, а их брак к руинам.

— Элджин пытается запугать тебя, Мэри, — сказал мистер Нисбет. — Держи себя в руках. Мы справимся с этим. Могу спорить, что перечисли я хороший куш на его имя, и он вернет детей немедленно. Вымогатель!

— Как он посмел вызвать скандал в нашем доме? — возмутилась миссис Нисбет. — Кто еще мог бы поступить так со своими детьми? Затеять бракоразводный процесс с собственной женой? Это неслыханно.

— Наше негодование ничего не изменит. — Мэри постаралась успокоиться. — Шериф, что мы можем сделать?

Тот опустил голову и пожал плечами, в смущении повертел в руках шляпу.

— Вроде как ничего, миледи.

— Ничего? Мать ничего не может сделать для того, чтобы предотвратить потерю детей?

— Если отец требует установления своей опеки над ними, ему никто не может помешать. Таков закон. Мне приходилось много раз сталкиваться с такими вещами. Сожалею, что ничем не могу помочь. Теперь, если вы не против, я должен доставить детей в Брумхолл и передать их опекуну, то есть лорду Элджину. В противном случае меня могут уволить.

Афины, десятый год тридцатилетнего перемирия со Спартой

— Судей можно либо разозлить, либо очаровать, Аспасия, — объяснял мне Сократ. — Я, конечно, посоветовал бы последнее. Уже твоя беременность, как явный знак любви Перикла к тебе, может привлечь их на твою сторону. Каждый человек сочувствует беременной, даже если она гулящая девка. Не старайся злить судей, и ты уйдешь из суда оправданной.

— Твоему совету не откажешь в мудрости, друг мой, но они так долго злили меня, что я хотела бы вызвать в них толику того же чувства.

— Человек может быть либо счастлив, либо прав, — отвечал Сократ. — Я предоставляю тебе самой решить, что для тебя более важно.

Сократ постоянно проявлял самый живой интерес к предстоящему суду и приносил мне свежие новости, как только они появлялись.

— Твой зять и его сообщница Эльпиника распространяют по всему городу слух, что ты превратила дом порядочного афинянина в вертеп и пыталась склонить свободных женщин к занятию проституцией. Это обвинение, если будет доказано, грозит смертным приговором! Предстоящий суд будет самым интересным и занятным за последние годы. Меня это событие просто захватило.

Я была счастлива иметь друга, который мог помочь мне разработать стратегию поведения в суде. В качестве обвинений были выдвинуты оскорбление богов и сводничество, и мы с Сократом были убеждены, что по афинским законам ни одно из них не может быть доказано. Перикл с нами согласился и, уверенный, что меня оправдают, редко принимал участие в наших дискуссиях. Мы понимали, что неприязнь ко мне была вызвана тем, что я, чужестранка, оказывала влияние на самого важного человека в Афинах. Как выразился Алкивиад много лет назад, «так много болтала, что растеряла последний ум».