Похищение чародея

…Девушка! — схватил Грушев другую трубку. — Чего у вас? Синий, думаешь? А ты энциклопедию посмотри. Большую. Нет, говоришь? Так позвони историкам. Что? Знаешь, Смирницкая, это принципиального значения не имеет. Кто разберется — что сверху, что снизу? В телевизоре все равно серым будет.

…Ты еще здесь, Колобок? — сказал Грушев, бросая трубку. — Пошли в коридор, отдышусь.

Они вышли в коридор. Джентльмены в наклеенных бородах бросились было за секретарем да потеряли его в дыму.

— Сюда, — сказал Грушев. — А то настигнут.

Они прошли в мужской туалет. Грушев распахнул форточку, и в нее сразу влетел мокрый осенний ветер. За замазанным до половины белой краской окном висело серое грустное небо.

— Жду инфаркта, — вздохнул Грушев. Поправил бескозырку. — Ох, сорвем мероприятие, опозоримся. Китай знаешь как на нас смотрит? Внимательно… Только и ждет осечки, чтобы развернуть кампанию травли. А как с людьми работать? Слышал, что этот Коган говорит? Маркс, говорит, был еврей, а участвовал в революциях. Ну, я ему еще покажу.

— У нас тоже нелегко, — сказал Колобок. — Ты же знаешь.

— Да что там. Вы ж юнкера?

— И юнкера, и женский батальон смерти. Девчата наши.

— Ну и сидите. Вот кировцам и «Электросиле» придется под дождем через весь город идти. А вам что?

— Я к тебе пришел с вопросом. Может, не вовремя, но хочу все-таки спросить.

— Валяй, — сказал Грушев, печально глядя в окно.

— Ты скажи, милиция на площади будет?

— Когда?

— Да во время штурма.

— А почему это тебя волнует?

— Понимаешь, посоветовались мы тут с товарищами. Есть опасность, что могут пострадать культурные ценности. Возьмут Зимний…

— Ты это не надо. Ты за кого наш питерский пролетариат принимаешь?

— Я не про пролетариат. Нас сейчас никто не слышит. Случайные люди затесаться могут. Выпьют по дороге. Ну и дадут прикладом по витрине. Я ж о государственном забочусь.

— М-да, — сказал Грушев. — Есть и такая опасность. Но небольшая.

— Так будет милиция? Может, ее в Эрмитаж поставить?

— Понимаешь, какая история получается. Милицию мы тоже мобилизуем. Форму им полицейскую выдаем. Городовыми и околоточными станут. ОРУД в жандармы пойдет. Людей-то не хватает.

— Всех?

— Что всех?

— Всех милиционеров в жандармы?

Грушев присел на подоконник.

— Я тебе конфиденциально говорю. Меня самого это беспокоит, — сказал он наконец. Вынул пластиковый пакет, набитый табаком, кусок газеты и неумело свернул самокрутку.

— Мы бы, конечно, — продолжал он, — могли в жандармов еще кого одеть, но тут два соображения было. Во-первых, у штатского опыта нет, а во-вторых, хочется, чтобы милиционера даже в такой праздничный день отличить можно было. Ведь у народа к форме уважение имеется. Ясно?

— А КГБ мобилизовать?

— Знаешь, куда они меня послали?

— Тебя, Коммунистическую партию?

— А у них указание — фиксировать, кто себя в городе будет неправильно вести. Для последующих мер.

— Ну тогда хоть жандармский наряд в Эрмитаж направь. На всякий случай.

— Это сделаем. Пожалуй, еще пожарную машину подкинем. Только вам придется их оборудование к системе горячего водоснабжения подключить. Если в случае чего поливать народ придется, так чтобы не простужались. А то неприятностей не оберешься.

— Пожарников все-таки не стоит, — сказал на это Колобок. — Они такую грязь в залах разведут, что хуже восставшего народа.

— Добро. Это как хочешь. С директором посоветуйся. Значит, пропускай их за баррикаду и ни шагу дальше. В случае чего звони прямо в обком. Меня-то не будет. Я на «Авроре» буду залп совершать. Доверили.

— Ну я пошел.

— Давай. И без паники. Народ, повторяю, у нас сознательный. Хороший народ!

3

Керенский стоял перед зеркалом и пытался надвинуть короткий, торчком, парик таким образом, чтобы скрыть редеющие курчавые волосы на висках. Волосы были темнее парика и тугими завитками обрамляли халтурное произведение ленфильмовских парикмахеров. Керенский с грустью подумал о том, что придется быть сдержаннее в движениях. Он сложил руки на груди. Похоже.

По коридору медленно шли два министра. Керенский не знал их в лицо, но подумал, что по комплекции они должны быть Милюковым и Гучковым. Он помнил их фамилии по учебнику истории.

С министрами шел Розенталь, администратор театра Ленсовета. Он заведовал труппой совета министров.

— Товарищ Яманидзе, — сказал он Керенскому, — познакомьтесь. Эти товарищи будут работать с вами.

— Седов, — представился первый.

— Сульженицкий, — представился второй.

— Конкретных ролей товарищи не получили. Ждем списка совета министров, — сказал Розенталь. — Как пришлют из музея Революции, распределим по внешним данным.

— Где нам пока ждать? — спросил Керенский-Яманидзе.

— Посидите в вестибюле.

— Мы лучше в буфет спустимся, — возразил Седов. — Познакомиться надо. Как-никак с завтрашнего дня будем руководить страной.

— Только чтобы без излишеств, — предупредил Розенталь. — К восемнадцати ноль-ноль быть как стеклышки. Проведем освоение декораций.