Он развернул письмо и первые строки пробежал небрежно, подняв глаза и учтиво кивнув, когда дошел до моего имени, но последние слова, как мне показалось, остановили его внимание, и я убежден, что он перечел их дважды. Можете себе представить, как все это время стучало мое сердце - ведь я перешел мой Рубикон и приближался к полю сражения.
- Рад познакомиться с вами, мистер Бальфур,- сказал он затем, откладывая письмо.- Разрешите предложить вам рюмку кларета.
- С вашего благосклонного разрешения, милорд, позволю себе сказать, что это поставило бы меня в невыгодное положение,- ответил я.- В письме, вероятно, упомянуто, что меня сюда привело дело, грозящее мне серьезными последствиями, а так как к вину я привычен мало, тем более скоро оно может меня отуманить.
- Как вам угодно, - сказал он.- Но если позволите, я, пожалуй, прикажу подать сюда бутылку для меня самого.
Он позвонил в колокольчик, и лакей, точно по сигналу, почти сразу же принес вино и рюмки.
- Может быть, вы все-таки присоединитесь ко мне? - спросил лорд-адвокат.- Ну так, за наше более близкое знакомство! Чем же я могу вам служить?
- Пожалуй, мне следует начать с того, что я здесь, милорд, по вашему настойчивому приглашению,- сказал я.
- Значит, вы осведомлены более моего,- заметил он,- так как, признаюсь, до этого вечера, мне кажется, я не слыхал о вашем существовании.
- Справедливо, милорд! Мое имя, правда, для вас ново,- сказал я.- И тем не менее последнее время вам очень хотелось познакомиться со мной, о чем вы заявляли публично.
- Не могли бы вы подсказать мне отгадку? - перебил он.- Я ведь не пророк Даниил.
- Попробую,- сказал я.- Будь я склонен шутить, а я отнюдь к этому не склонен, то, мне кажется, я мог бы потребовать от вашей милости двести фунтов.
- На каком основании? - спросил он.
- Это же награда, назначенная за мою поимку,- ответил я.
Он тотчас отодвинул рюмку вместе с бутылкой и выпрямился на стуле.
- Как прикажете это понять? - осведомился он.
- «Рослый юноша, семнадцати лет от роду,- процитировал я,- говорит на нижне-шотландском наречии. Бороды не имеет».
- Эти слова я узнаю,- сказал он.- И если вы явились сюда с неразумным намерением поразвлечься, то они могут оказаться для вас весьма опасными.
- Цель моего прихода,- возразил я,- это вопрос жизни и смерти, и поняли вы меня совершенно верно. Я тот юноша, который разговаривал с Глену ром, когда его застрелили.
- Я могу только заключить (раз вы явились сюда), что вы намерены доказать свою непричастность,- заметил он.
- Вывод очевиден,- подтвердил я.- У короля Георга нет подданного более верного, чем я, но, будь мне в чем себя упрекнуть, у меня хватило бы благоразумия не входить в ваш дом.
- Я рад этому,- сказал он.- Такое отвратительное преступление не оставляет места милосердию. Кровь была пролита самым варварским образом. Пролита она была, как вызов его величеству и всему своду наших законов, их заведомыми и отъявленными противниками. Я придаю этому величайшую важность. Не стану отрицать, что считаю это преступление прямым оскорблением его величества.
- И к несчастью, милорд,- добавил я сухо,- прямым оскорблением еще одной высокопоставленной персоны, которую мы называть не станем.
- Если эти ваши слова содержат какой-то намек, должен сказать, что считаю их неприличными для верноподданного и, будь они сказаны публично, я был бы обязан принять их к сведению,- заявил он. - Мне кажется, вы не понимаете серьезности своего положения, не то вы поостереглись бы усугублять эту серьезность словами, бросающими тень на чистоту правосудия. Правосудие в этой стране и в моих недостойных руках не склоняется ни перед какими персонами.
- Вы приписываете мне, милорд, излишнюю самостоятельность речей. Я же всего лишь повторил то, о чем толкуют повсюду, то, что я слышал на своем пути везде и от людей самых разных мнений.
- Когда вы достигнете более благоразумного возраста, то поймете, что подобную болтовню не должно слушать, а уж тем паче повторять,- сказал лорд-адвокат.- Но я готов признать, что дурных намерений у вас не было. Этот вельможа, которого мы все почитаем и который, бесспорно, был больно ранен недавним варварством, вознесен слишком высоко, чтобы такие наветы могли его коснуться. Герцог Аргайльский - вы видите, я говорю с вами прямо - принимает это столь же близко к сердцу, как и я и как нас обоих обязывают наши судейские должности и служение его величеству. И могу только пожелать, чтобы все руки в этом дурном веке были бы столь же чисты от семейной мести. Но по воле случая жертвой своего долга пал Кэмпбелл - а кто усерднее Кэмпбеллов исполнял этот долг? Это говорю я, не Кэмпбелл. Но потому что глава этого славного дома - к выгоде для нас всех - возглавляет сейчас и коллегию юстиции, мелочные души и недовольные языки дали себе волю во всех кабаках страны, и оказывается, молодые джентльмены, вроде мистера Бальфура, настолько неразумны, что вторят им.- Начало своей речи он произнес как оратор в суде, после чего вернулся к тону хозяина дома.- Но в сторону все это. Теперь мне остается узнать, как поступить с вами.