Похищенный трон

— Вечером свежая баранина! — выкрикнул он, что вызвало радостные возгласы: все устали от копченого мяса, катыка, сухарей и прочей походной пищи. Он добавил:

— Тех овец, которых не забьем, заберем с собой в мой надел. Надо же хоть из одного боя с кочевниками выйти с прибылью.

Войны вновь разразились приветственными кличами. Лишь произнеся эти слова, Абивард сообразил, что они более подходят видессийцу, чем макуранскому дихгану.

«Ну и что?» — подумал он. Побеждать всегда лучше чем терпеть поражение, и не все ли равно, какими словами сопровождается эта победа?

Хаморы выпускали свои стада вольно пастись по степи, чтобы овцы могли употребить каждую сухую травинку и глоток воды, которые им посчастливится обнаружить. Они предоставляли животным самим выбирать направление и лишь шли следом. В отличие от них, Абивард двигался в совершенно конкретном направлении и вел овец за собой. Если вдоль тропы, ведущей к его наделу, корма окажется недостаточно, то лучше потерять несколько овец, чем сворачивать с пути, чтобы дать им подкормиться.

Когда он со своим отрядом приблизился к самой юго-восточной деревеньке своего надела, жители увидели стадо и бросились бежать, думая, что за овцами следует шайка степняков. Обнаружив свою ошибку, они с радостными криками вернулись домой и приветствовали Абиварда с таким восторгом, словно прибыл сам Царь Царей.

Новости медленно доходили до северо-запада царства; жители деревни еще не знали, что Шарбараз одолел Смердиса. Весть об этом привела их в полный восторг, хотя Абивард не мог взять в толк, что это изменит в их жизни.

В порядке эксперимента он вывел Рошнани из фургона, в котором она ехала до сего момента, и вслух объявил о своей надежде, что она носит в себе наследника надела. Некоторые из жителей — в основном старики и несколько зажиточных купцов, которые, скорее всего, держали своих жен в заточении, подражая благородным господам, — опешили, увидев жену дихгана на людях, но остальные громко приветствовали ее появление как еще одну добрую весть в этот радостный день.

Воодушевленная этими приветствиями, Рошнани поднялась на цыпочки и поцеловала Абиварда в щеку. Такая смелость ошеломила его, но в толпе вызвала вопли одобрения, — значит, народ это не шокировало. Сияющая Рошнани сказала:

— Вот видишь, никто не умер от удивления, что жена благородного господина оказалась таким же человеком, как и все прочие.

— Вроде бы никто, — признался он. — Знаешь, я ожидал, что это вызовет больше шума. Но должен тебе сказать, что один человек примет это очень близко к сердцу: моя мать.

Лицо Рошнани вытянулось, она была вдали от устрашающего присутствия Барзои больше года и расцвела, как растение, пересаженное из тени на яркое солнце. Она помолчала, собираясь с мыслями, а возможно, и удерживая в себе какую-нибудь язвительную реплику, а потом сказала:

— Если ей по душе всю жизнь просидеть на женской половине, я не стану пытаться заставлять ее поступать иначе. Это было бы невежливо. Почему бы и ей не оказать мне ответную любезность?

— Она живет по обычаям, устоявшимся много веков назад, и поэтому считает, что такова воля Господа, — сказал Абивард лишь наполовину в шутку. — Но в этой борьбе у тебя есть одно оружие, против которого она не устоит.

— Какое же? — Рошнани внезапно засмеялась. — А-а! — Она переплела пальцы и сложила руки на животе, где рос пока невидимый миру ребенок.

— Оно самое. — Абивард кивнул. — Матери, насколько я знаю, просто тают, узнав, что скоро станут бабушками. — Он задумался. — Конечно, мы странствовали долго, и Фрада мог уже сделать ее бабушкой. Он падок на хорошенькие личики и за это время вполне мог произвести на свет парочку байстрюков. Но это не совсем то же самое, что быть отцом — или матерью — наследника надела… если, конечно, родится мальчик.

— Если родится мальчик, — повторила Рошнани. — Мне до сих пор не приходило в голову, насколько это важно. — Она с тревогой посмотрела на Абиварда:

— Ты очень рассердишься на меня, если это будет девочка?

— Я? Разумеется, нет. Я просто захочу сделать вторую попытку, как только будет можно. Я рассчитываю, что рано или поздно все получится как надо. Но мать может огорчиться. Я слышал, как она извинялась перед отцом, когда родилась Динак, за то, что родила дочь, а не сына.

— Неудивительно, что Динак так рвется прочь с женской половины! — воскликнула Рошнани.

— Я как-то не задумывался об этом, но ты, наверное, права, — сказал Абивард.

— Конечно, не задумывался — ты же мужчина, — сказала Рошнани. — Мужчинам не приходится задумываться о таких вещах. А женщинам приходится.

Абивард развел руками, не находя достойного ответа. Когда что-то подобное говорила Динак, голос ее звучал сердито. А Рошнани сказала это так, как говорила бы о том, что в баранину не доложили мяты. Однако именно поэтому было так трудно ответить ей.

Он благоразумно сменил тему разговора:

— Если родится мальчик, мы должны знать об этом заранее, чтобы сразу сказать матери.

— Тебе это до такой степени любопытно? — спросила Рошнани. Когда он кивнул, лицо ее просветлело. — Да и мне тоже. Пошли найдем его.