Похитители автомобилей. Записки следователя

Гвоздеобразный Василий Прохорович возвращался после проведения очередной плановой ревизии. Он с увлечением рассказывал Леокадии Максимовне о своей командировке.

Появление нового пассажира заставило Василия Прохоровича приостановить свое повествование, и он с нетерпением ожидал, когда можно будет продолжать.

Но паренек, видимо, не собирался предоставлять ему такую возможность. Закинув наверх ватник, он поставил авоську на полку и стал выгружать ее содержимое. Когда на столике выстроились три бутылки розового портвейна, а рядом расположился незамысловатый набор продуктов, паренек предложил всем угощаться. Бухгалтер и девушка сухо отказались. Леокадия Максимовна промолчала.

Степка ощутил неприязнь к себе, и это его удивило. Воспитанник детского дома, он, сам того не замечая, привык, что его всегда окружали вниманием. В детском доме воспитательница и няня никогда не повышали голос, в душе жалея бедных сироток. В колхозе тоже знали, что он сирота, и поэтому относились к нему с повышенной заботой.

— Извините, если что не так, — растерянно начал Степан. — Но вы не думайте, это я купил на свои, на законные.

— Никто о вас ничего плохого не думает. — Людочка недовольно тряхнула золотистой гривой, словно стараясь отогнать назойливую муху. — Только я лично с первым встречным пить не собираюсь.

— Да, да, голубчик, — вторила Леокадия Максимовна. — Поберегите это все для своих родителей.

— А у меня нет родителей.

— Ну, тогда для родственников.

— Нет у меня родственников.

— Но кто-то же из близких у вас должен быть?

— Я круглый сирота. В детдоме воспитывался. А когда восемнадцать лет исполнилось, меня направили в колхоз на работу. Я там год помощником кузнеца отработал. Теперь мне отпуск дали.

В купе наступило неловкое молчание. Каждому казалось, что он чем-то глубоко обидел парня.

— Куда же вы теперь едете, если не секрет? — спросила Леокадия Максимовна, чтоб как-то разрядить обстановку.

— В свой детдом, в Минск. Думаю пацанам подарков привезти. Я денег заработал страшно много, 700 рублей.

Выяснилось, что все едут до станции, где Степану нужно сделать пересадку. Постепенно чувство стесненности растаяло, и в купе воцарилась добродушная обстановка. Как-то само собой получилось, что женщины достали из своих вместительных сумок много вкусных домашних закусок. Василий Прохорович мастерски открыл бутылки. Потом чинно удалился из купе и вернулся с четырьмя гранеными стаканами, за что был награжден дружными аплодисментами.

После второго тоста пассажиры почувствовали друг к другу симпатию. Они вслух делились своими сокровенными мыслями, о которых порой не скажешь даже давно знакомому человеку. Василий Прохорович добродушно поучал Степана:

— В жизни все нужно делать со вкусом, разумно. Вот ты купил три бутылки вина. Ты не обижайся на меня, я тебе как другу говорю. А ведь винцо, между нами говоря, дрянь порядочная. За эти деньги ты свободно мог купить бутылочку хорошего коньяка, пару лимончиков. И красиво и благородно.

Он продолжал развивать свою излюбленную тему об умении жить. Степка слушал, слушал, а потом вдруг поднялся и вышел из купе.

Женщины всполошились: уж не обиделся ли? Но не прошло и десяти минут, как появился Степка, гордый и сияющий. В руке у него была зажата бутылка коньяка. На столик мягко шлепнулся кулек с конфетами «Чио-Чио-Сан».

— Ну зачем все это? — в один голос запротестовали все. Впрочем, голос Василия Прохоровича звучал добродушно и умиротворенно.

— Ни к чему это, молодой человек, — для порядка бурчал он, а рука заученным движением уже выбивала пробку. — Ведь еще вино не все выпито. Но, раз уже ошибка сделана, поможем ее исправить. Тем более, что коньячок действительно хороший — «KB».

Снова звучали тосты, снова звенели стаканы. Все откровеннее становились попутчики. В перерывах между тостами они рассказывали о себе.

— Я мужа провожала, он за границу уехал. Теперь к маме возвращаюсь, — говорила Люда.

— Такая молоденькая — и уже замужем.

— Да уже пять лет. Мы с Витей поженились на втором курсе. Только он учился в медицинском, а я в университете на филологическом. Когда мы окончили, ему предложили стать военным врачом. Мы, конечно, согласились. Все-таки и зарплата больше, и форма бесплатно. А теперь совсем повезло: его направили за границу. Пока он оформит вызов, я побуду у мамы...

Долго еще веселились пассажиры четвертого купе. Спать укладывались далеко за полночь.

— Ты, Степочка, теперь нас придерживайся, — говорил Василий Прохорович. — Мы тебе и город покажем, и в гости пригласим.

— Да, да, — кивала головой Леокадия Максимовна.

Степка молча полез на верхнюю полку. Спать не хотелось. Повернувшись на живот, он стал смотреть в окно, хотя за окном была сплошная темнота и ничего не было видно. Люда ворочалась на верхней полке, тоже, видно, не спала.

— Не спится? — обратился он к ней несмело.

— Да, все никак не могу улечься.

— Скажите, Люда, только не обижайтесь на меня, пожалуйста, вы любите своего мужа?

— Ну конечно, люблю!