Похитители грёз

Блу не была уверена, что она и этот Серый Человек думали схоже, но также и не считала, что они мыслили настолько различно. Она могла расслышать прагматические удары его сердца, и она это ценила.

— Слушайте, она не любит свинину, — сказала она. — Отведите её туда, где используется много сливочного масла. И не усмехайтесь в её присутствии. Она это ненавидит.

Серый Человек выпил свою воду. Он бросил взгляд в дверной проем зала, и, мгновение спустя, в нем появилась Мора с телефоном в руке.

— Привет, дочь, — сказала она взволнованно. За миллисекунды выражение её лица изменилось, став проницательным, пока она анализировала, подвергалась ли Блу какой-нибудь опасности от этого незнакомца, что сидел за её кухонным столом. Она взяла стакан с водой, стоявший перед Серым Человеком, а руки Блу небрежно сложились на груди. И только после этого Мора расслабилась. Блу, в свою очередь, насладилась миллисекундным испугом своей матери:

— Что я могу для вас сделать, мистер Грей?

Самым странным было то, что они все знали, мистер Грей совершенно точно не был мистером Греем, и всё же согласились с этим именем. Это притворство должно было бы терзать разумную часть Блу, но, вместо этого, решение показалось ей разумным. Он не хотел говорить, кем был, а им надо было как-то его называть.

Серый Человек произнес:

— Ужин.

— Если имеется в виду, что я готовлю для вас, то нет, — отрезала Мора. — Если мы куда-нибудь идем — возможно. Блу, это тебя. Гэнси.

Блу заметила, что Серый Человек резко сделал вид, что ему неинтересно, кто звонит. Что было интересно, потому что прежде его интересовало абсолютно все.

А для Блу это означало, что, на самом деле, ему было очень интересно, кто мог звонить, только он не хотел, чтобы они знали, что ему интересно.

Что было интересно.

— Что ему надо? — спросила Блу.

Мора протянул ей телефон.

— Очевидно, кто-то вломился к нему.

Глава 27

Несмотря на то, что Кавински и Гэнси безнадежно переплелись с инфраструктурой Генриетты, Ронан всегда очень старался, чтобы они даже мысленно у него не пересекались. Гэнси добился расположения более опрятных, ярких элементов города; его мир был миром солнечных аглионбайских парт, молодых преподавателей, помахивающих его автомобилю с тротуара, водителей эвакуаторов, знающих его имя. Даже жилье на фабрике Монмаут было типичным для Гэнси: порядок, наложенный на разруху эстетизм и заброшенность. Кавински же, с другой стороны, заправлял ночью. Он жил в таких местах, которые Гэнси даже на ум не приходили: на задворках парковок государственных школ, в подвалах Макмэнсайонов[31], сгорбленный в три погибели за дверьми общественных туалетов. Королевство Кавински не очень часто находилось в свете красно-желто-зелетых светофоров, все больше в темных местах, вне огней.

Ронан предпочитал их разделять. Он не любил прикасаться к своей еде.

И все же он оказался здесь, за ночь до отъезда Гэнси из города, взяв его на один их низкопробных ритуалов Кавински.

— Я и без тебя справлюсь, — сказал Ронан, наклоняясь, чтобы подобрать одно из десятка поддельных водительских удостоверений.

Гэнси, вышагивающий рядом со своей разрушенной миниатюрой Гинриетты, остановил взгляд на Ронане. В его глазах было нечто глубокое и безрассудное. Существовало столько разных версий Гэнси, но эта была редкой, начиная с внедрения присутствия одомашненного Адама. Также эта версия была любимой Ронана. Это противоположность наиболее публичного лица Гэнси, которое было чистым контролем, заключенным в тонкую, как бумага, обертку академии.

Но эта версия Гэнси была мальчишеским Гэнси. Это был Гэнси, который купил Камаро, Гэнси, который просил Ронана научить его драться, Гэнси, в котором была заключена каждая дикая искра, да так, как не было заметно ни в одной другой версии.

Освободил ли его щит под озером? Или оранжевое бикини Орлы? Раздавленные останки его разрушенной Генриетты и фальшивые документы, к которым они вернулись?

Ронана это особо не волновало. Все, что имело значение, это что нечто зажгло спичку, и Гэнси горел.

Они взяли БМВ. На ней было бы проще справиться с фейерверком, вставленным в выхлопную трубу, чем на Свинье. Ронан оставил Чейнсо сзади, к ее раздражению. Он не хотел, чтобы она выучила какие-нибудь плохие слова.

Ронан вел машину, так как знал, куда они направлялись. Он не сказал Гэнси, откуда он знает, куда ехать, а Гэнси и не спрашивал.

Солнце село к тому моменту, как они прибыли на старую деревенскую площадку для ярмарки, припрятанную на проселочной дороге к востоку от Генриетты. Место не использовалось для размещения ярмарки с тех пор, как окружная ярмарка лишилась финансирования года два назад. Теперь это было большое поросшее поле, усеянное прожекторами и нанизанными на них изодранными флагами, обесцвеченными от времени.