Поход

Федя потрусил дальше, слыша переговоры синиц по поводу его занятия и пуская мимо: всех слушать – уши опухнут. А они нам пригодятся. Вдруг… на дорогу выбежал соболиный след. Федя как вкопанный замер. «А ты ещё кто такой?!» След был ночной, небольшой. Самочка. Он попрыгал по следу, изгибаясь по-соболиному, складываясь как варежка. Раздражение и возмущение сменились расположением: пах след чудно, очень милой и аккуратной показалась сама побежечка… Федя встрепенулся и напружинился – впереди раздавалось позвякивание капкана, живое биение, сухая поскрёбка коготков по дереву. Он побежал и увидел в жердушке, прибитой к рыжей зарубке на кедре́, соболюшку. С капканом на передней лапке она сидела на кончике жерди.

– Собо́ля, миленький, выпусти! Пожа-луй-стаааа! – залилась плачем соболюшка. – Придумай что-нибудь, пропадаю! – И Федя, настроившийся ревниво и поучительно, аж мордочкой дёрнул от досады: «Вот угораздило!»

– Да погоди, не верещи, тихо сиди, не хватало ещё, Пестря учует. Тогда уж точно пропадешь, – заворчал Федя, не представляя, как разжать пружину, плоский «ласточкин хвост». – И как тебя угораздило?! Не видишь, железо! Лапка ты…

«Хуже некуда. И жалко, смотри, какая приглядная. Ну как сделать-то? Как? Кедрина если б упала на пружину… Да куда там! Если б ещё на полу капкан был. А тут на весу. Упереть некуда».

– Ой пропаду, моя! Мороз даванёт – и прощай! – не унималась Лапка. – Ты же такой большой, красивый, ну придумай что-нибу-у-у-удь! Пусть я тебе на поругу, но и в воле твоей!

И она, дёрнувшись, сорвалась с жердушки и, бренча цепочкой, забилась на весу, закручиваясь, складываясь и пытаясь сама по себе залезть.

– Да успокойся ты, вздо́хня! Сиди тихо, а то уйду. Тихо сиди! Не рыпайся.

– Всё-всё-всё, моя. Сижу. Сижу. Только не убегай.

– Вот и сиди. И так полтайги взбаламутила.

Неподалёку стояла пихтовая сушина, квадратно по волокнам издырявленная. На ней сидели два трёхпалых дятла. И, видно, на суматоху шёлково-шумно подлетел и подлип к пихте́ Желна. Здоровенный чёрный дятел с красной головой.

«Доверещалась. И без твоего цокота тошно. Чо делать, ума не приложу. Совсем уж глупость… А и глупость придумаешь, когда выхода нет. Какого-нибудь волка выцепить, чтоб капкан зубами разжал… Да н-но. Тот в жизни не притронется к железу! Чо смеяться? И вообще, тип мутный. Связываться с такими…»

– Ну, что? Что? Ты придумал? Может, волка? – пискнула Лапка.

– Да какого волка?! – раздражённо прицыкнул Федя. – Я вот думаю… – Он задумчиво оглядывал тайгу. – Я вот думаю… вот если вот оленя… Они и ребята нормальные, ну и найти проще, где-нибудь на тундре шарятся. А главное, тут хоть понятно, как действовать.

– Но, – сказал Первый Трёхпалый дятел, – так-то… можно попробовать.

Все три дятла уже подлетели поближе и сели на обломыш ещё одной сушины. Феде даже показалось, будто они воткнули свои клювы в деревину, как ломы или лопаты, и те остались, словно насадки какие-то. А сами, чуть не облокотясь на них, судачат:

– Да ково пробовать? Где олень однёрку одавит? – фыркнул Второй Трёхпал. – Чо собирать-то?

Лапка попала в капкан первого номера. Вкруг этого зашёл и спор.

– Смотря какой олень, – парировал Первый Трёхпал, понимая, что прокосячился.

– Да хоть какой – бесполезно.

– Ну коне-е-ечно, – передразнил Первый, поёживаясь, и забил, как клювом: – Спокойно одавит однёрку.

– Да в жись не одавит. – Второй даже хрюкнул и весело оглядел присутствующих, качая головой, мол, видали упёртого.

– Ну, двух тогда ставь! – гневно крикнул Первый. – От промблема-то, едрим-ть.

– Да ково двух? Будут задами толкаться. Ещё и соболя стопчут.

Тут Желна, очень веско и медленно, откашлялся и с паузами отмерял:

– Олень никогда не одавит однёрку. Нолёвку куда ни шло. Ещё какая пружина. А однёрку… ни в жись, – и презрительно замолк.

– Да я чо и говорю, – сказал Второй Трёхпал, – нолёвку да, согласен. А всё что больше, только сохатый.

– Мужики, – снова вступил Желна, будто не слыша и не признавая, что про лося застолбил Второй Трёхпал, – не пойму я вас, чо вы хреновиной занимаетесь. Сюда наа сохатого, бычару сыто́го. Тот одавит. А так бесполезно. Ладно, я полетел.

– Да погоди, полетел, – возмутился Федя. – Там вот край тундры след был вроде свежий. Слетай глянь – может, там он.

– А мне это наа? – презрительно сказал Желна. – Сопли с вами морозить.

– Слышь ты, долбень, – вышел из себя Федя. – Ты языком своим липучим можешь хоть сколь молотить, а я те дело говорю: будь другом, слетай. А я тебе помогу, глядишь.

– Да чем ты мне таким поможешь? – кобенясь, затянул Желна.

– Ой, невозможно, мужики! – закричала Соболюшка. – С вами точно заколеешь, пока договоритесь! Ой, пропадаю! Спасите-помогите-замерзанье!

– Она дело говорит. Совесть-то поимейте. Я тебе расска… – Он снова обратился к Желне, но Второй не выдержал:

– Да давай я сгоняю. Этот вечно… – кивнул на Желну, – только языком…

– Мурашей стращать, – поддакнул Первый.

– Сгоняй, а я тебя научу, как, например, в ловушки не попадать. А то я знаю, вашего брата сильно много в кулёмках гибнет.

– Да лан, разберёмся! – крикнул Второй и улетел.