Поход клюнутого

– Ты, Бингхам из рода Гого, уясни простую вещь, – прогудел Торгрим доброжелательно, сделал легкое усилие бицепсом, и Бинго почуял, что еще малость – и макушка его повстречается с низким темничным потолком, но он этого, скорее всего, уже не почувствует. – Рыцарь Амберсандер вправе дать мне задание, какое сочтет нужным, и твое дело тут малое – молчи, а хочешь – поддакивай. Коли он сказал, что мне с тобой идти – так я пойду. Я лишь хочу, чтобы через это сам сэр Малкольм не пострадал пуще, чем ему уже довелось по моему недомыслию. Уразумел?

– Наилучшим образом, – согласился Бинго с небывалым энтузиазмом. – Я ж и сам говорю, вдвоем веселее, и девок вдвое больше попортим по пути... Только, ежли продолжишь эту свою странную гимнастику, я на твой счет заимею некоторые неприятные подозрения.

Дварф недоуменно хмыкнул в усищи, но лапу прибрал, и Бинго, спешно сдавши назад, перевел дух.

– Рад, что вы подружились, – с удовлетворением подытожил капитан. – Что ж, время, как шутит канцлер, деньги, не будем сорить деньгами. Прояви добрую волю, Бинго, отомкни камеру, символически освобождая будущего товарища.

– Ключ где?

– Не нужен тут ключ.

Проверяют, понял Бинго. Что ж, это ли не повод показать дварфу, что и он не абы какой слабачок, только разве что врасплох и прихватишь, а случись сойтись на равных, так дешевле будет разойтись по добру! Шагнул к камере, передал факел Амберсандеру, ухватился за прутья решетки и налег, что было силищи. Железо заскрипело, затрещал доспех, распираемый грудами вздувшихся мускулов, заскрежетали остаточные зубы, шея пошла кошмарными тросами жил, и даже на физиономии дварфа образовалось смутное подобие уважения, хотя и вперемешку с каким-то дополнительным чувством, отнюдь не столь безоблачным. Прутья посопротивлялись да и поползли, с хрустом взламывая потолочные и напольные брусья, из гнезд. Гоблин тянул исступленно, как сказочное семейство репку, чувствуя бешено стучащую в ушах кровь, но уже ощущая скорую и неминуемую победу над гадостной постройкой, и вот оно! Тупое железо, не наделенное волей, подалось – сперва один, а затем и другой прут выломились из крепежей и натужно отогнулись в стороны, образовав вполне приличную дыру – лошадь, пожалуй, не пройдет, а дварф вполне протиснется, если подожмет плотное пузо и приберет бороду.

– Вылазь, бородатый, – выдохнул Бинго гордо и отступил. – И знай наших.

– Буду знать, – согласился дварф, шагнул почему-то не к дыре, а в сторонку и ненатужно отворил неприметную на общем фоне часть решетки, оказавшуюся незапертой дверцей.

– Не запирать же его, в самом деле, – с очевидным удовольствием объяснил гоблину капитан, а дварфу выразительно кивнул: вот, мол, знай наперед, с каким долбоклюем подписался сотрудничать. – А то вообще разожрется, выйти не сможет. Так хоть в коридор выходит и по нему бегает для моциону.

– И по лестнице еще доверху, – признал Торгрим, оглаживая бороду. – Две тыщи раз в день туда-обратно. Рекомендую! Ноги укрепляет, дыхание выправляет опять же.

– Чёта вы меня совсем с панталыку сбиваете, – огорчился Бинго, разминая отдавленные о прутья пальцы. – Сколь знаком с тюремным укладом, а меня с ним на правах местных достопримечательностей норовят познакомить повсеместно, нигде таких условий не видывал. Даже не берусь определить, то ли у вас тут курорт, то ли, напротив, сплошная пыточная.

– Тело и так тюрьма для духа, – изрек странное дварф, вернулся в глубину камеры и завозился там в уголку, что-то собирая и словно бы подтягивая.

– Только от доброй плюхи и выходит амнистия, – на всякий случай поддакнул Бинго, пользуясь проверенным в веках методом аналогий. – Ты там чего? Чёта хорошее собираешь, что притырил при разгульной свободной жизни да отобрал у сокамерников? Я помогу!

– Вот и славно, помоги, дружок. – Торгрим развернулся, и недоброе заподозрил гоблин в его натужном кряке. Штуки, на какую от дварфа потребуется нешуточное усилие, он и вообразить себе не умел... вот корова разве что, да откуда в темнице корова. А дварф, ощутимо приседая под непомерной тяжестью, рывком оторвал от пола внушительный тючок, в котором угадывалось некоторое родство с гранитным блоком, и впарил его в неосторожно протянутые Бингхамовы лапищи – убрать их гоблин не поспел вовремя. Инерцией тючка Бингхама неудержимо вынесло в коридор, даже тяжести особо познать не успел, только мощное сносящее движение, словно сдуру пытался принять на торс мкаламийского боевого носорога на полном скаку. Протащило по коридору, шлепнуло о решетку противоположной камеры, за спиной кто-то панически заскулил, а тюк, зараза, тут-то и явил свой истинный вес, да такой, что загребущие гоблинские лапы, отродясь с добычей подобру не расстававшиеся, вытянулись ниже колен. В тюке что-то коротко ерзало, как бывает, по слухам, с хорошо пригнанными походными вещмешками, – собственный Бингхамов мешок, когда ему случалось оказаться набитым, трясся и громыхал, как банка гвоздей, даже если не содержал ничего тверже свежепридушенной курицы.