Читаем Поход на Царьград полностью

— Не увлекайся, скоро должны, мне кажется, калитку отворить. Судя по тому, что колокола заговорили, в городе навели порядок. Теперь прихожане-греки своему Богу станут хвалу петь. А вечером должен быть крестный ход. Вот на него, Дубыня, нам нужно не опоздать. Там я наверняка увижу Аристею, а в создавшемся положении она нам очень нужна. Слышал, что при встрече говорил Хрисанф: в бухтах Херсонеса никаких кораблей нет — ни гражданских, ни военных… Значит, возможности добраться до Константинополя у нас нет. С Настей я и хочу посоветоваться…

— Только ли посоветоваться? — подначил Дубыня.

— Глянь, отворили! — радостно воскликнул Доброслав, и, похватав под уздцы лошадей, они прошли в узкий проход между двух высоких крепостных стен, который повёл их к массивным железным воротам. А миновав их, они очутились на главной улице.

Вид она имела удручающий, но картины разрушений сейчас мало интересовали наших друзей. Они гнали коней в другой конец Араксы, к морю, туда, где на живописных крутых берегах наряду с храмами расположились гостиницы и таверны. У одной из них, под странным названием «Небесная синева», Дубыня и Доброслав остановились. Таверна ещё не открывалась. По законам империи пить разрешалось только после обедни, но пьяных вокруг бродило множество…

Доброслав взял в руку висевший на железной цепи бронзовый молоток и три раза стукнул им по окованной медью двери. За ней послышалась возня, и оттуда спросили:

— Кто там?

Колдун… Открывай, брат, свои.

Дверь распахнулась, и на пороге возник карлик в белом переднике, с крупной головой и руками-коротышками, но мускулистыми и заросшими густыми рыжими волосами.

— Проходи, колдун. Рад тебя видеть. Да ты не один, с товарищем? А-а, Бука, иди сюда, собачка, иди…

— Не Бука это, Андромед, а сын её… Уже второй человек в этом городе спутал пса с его матерью. Похожи, правда?

— Похожи, но глаза у него волчьи… Заводите коней во двор, и милости прошу, — Андромед, загребая по сторонам толстыми ножками, двинулся вглубь таверны.

Дубыня шёпотом спросил Доброслава:

— Кто он, этот карлик?

— Хозяин таверны.

Во двор из боковых дверей вышел такого огромного роста человек, что даже Дубыня по сравнению с ним казался пигмеем. Видимо, существует у карликов страсть иметь при себе слуг только гигантов…

— Ты, я вижу, колдун, ко мне не просто поесть и выпить заехал, вам нужен ночлег… Так? — спросил карлик, усаживаясь на дубовую скамейку в зале таверны с таким усилием, какое делает дитя, когда оно пытается залезть на деревянного коня.

— Угадал, Андромед. Неужели это написано на наших лицах?

На ваших бородатых лицах вряд ли что прочтёшь, но угадать нетрудно… Если бы вам захотелось пообедать, вы бы всё необходимое для этого извлекли из своих пузатых тобол и поели бы на свежем воздухе…

— Ай да молодец! Верно.

— Я уже приказал жене великана приготовить для вас две комнаты, чтобы вы храпом не мешали друг другу.

— Спасибо, мой маленький человек… Но сначала мы с Дубыней сходим в терму.

— Имя вашего друга точно соответствует его физиономии, — расхохотался карлик и, ловко спрыгнув со скамейки, скрылся во внутренних помещениях, чтобы снова отдать какие-то распоряжения.

Дубыня сверкнул глазами, но Клуд его успокоил:

— Не сердись. Добрее этого карлика нет человека в этом паршивом Херсонесе. Я не люблю город, Дубыня… Мерзко все живут здесь: обманывают друг друга, любят золото, поклоняются своему богу, но сами развратничают, грабят, убивают, потом просят прощения у попов, и опять берутся за старое… Мне кажется, что они и храмы построили, чтобы было где просить прощения за свои греховные деяния…

И уже в терме, после парной, развалясь на холодных каменных лавках, Доброслав поведал историю, после которой они с карликом подружились.

…В тот вечер Андромед непредусмотрительно отпустил своего слугу с женой навестить родственников, оставив при себе лишь их сына, тоже немалого роста и не жалующегося на отсутствие силы и здоровья.

В таверну вошли четверо мужчин, сели в углу и заказали жареное баранье мясо и вино. За окнами темнело. Посетители один за другим покидали таверну. Но четверо в углу, казалось, и не обращали внимания на время; они с аппетитом поглощали жирное мясо, запивая его вином, о чём-то оживлённо говорили и весело хохотали. Изредка лишь оглядывали всё больше пустеющий зал таверны.

Они, конечно, не могли не заметить, что сегодня посетителей обслуживают всего двое — сам хозяин-карлик и юноша. И, видимо, тогда-то у них и возник грабительский план.

Когда в зале, кроме них, никого не осталось, они подозвали Андромеда получить с них за ужин, и пока один рылся за поясом, трое заперли на засов дверь и приставили к горлу юноши акинак. Но карлик всё-таки сумел проворно вывернуться из рук «платившего», подбежать к двери, отдёрнуть засов и с криком «Стража!» выбежать на улицу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие войны

Похожие книги

Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585

Вещь трогает до слез. Равиль Бикбаев сумел рассказать о пережитом столь искренне, с такой сердечной болью, что не откликнуться на запечатленное им невозможно. Это еще один взгляд на Афганскую войну, возможно, самый откровенный, направленный на безвинных жертв, исполнителей чьего-то дурного приказа, – на солдат, подчас первогодок, брошенных почти сразу после призыва на передовую, во враждебные, раскаленные афганские горы.Автор служил в составе десантно-штурмовой бригады, а десантникам доставалось самое трудное… Бикбаев не скупится на эмоции, сообщает подробности разнообразного характера, показывает специфику образа мыслей отчаянных парней-десантников.Преодолевая неустроенность быта, унижения дедовщины, принимая участие в боевых операциях, в засадах, в рейдах, герой-рассказчик мужает, взрослеет, мудреет, превращается из раздолбая в отца-командира, берет на себя ответственность за жизни ребят доверенного ему взвода. Зрелый человек, спустя десятилетия после ухода из Афганистана автор признается: «Афганцы! Вы сумели выстоять против советской, самой лучшей армии в мире… Такой народ нельзя не уважать…»

Равиль Нагимович Бикбаев

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная проза / Современная проза
Берлин 45-го. Сражение в логове зверя
Берлин 45-го. Сражение в логове зверя

1945. Год Великой Победы. «Звездный час» советского народа. Дата величайшего триумфа в русской истории.Однако и сейчас, спустя 75 лет после Победы, финал Великой Отечественной, ожесточенная Битва за Берлин, вызывает множество вопросов.Каковы реальные потери в Берлинской операции?Можно ли было обойтись без штурма Зееловских высот?Действительно ли было «соревнование» между Жуковым и Коневым?И, наконец, а стоило ли вообще штурмовать Берлин?В предлагаемой книге ведущего военного историка Алексея Исаева не только скрупулезно анализируется ход Битвы за Берлин, но и дается объективная оценка действий сторон, неопровержимо доказывая, что Берлинская наступательная операция по праву считается одной из самых успешных и образцовых в истории.

Алексей Валерьевич Исаев

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / Документальное