Разум пытался отрицать.
И тогда червь выдвигал новый аргумент, страшный и неопровержимый.
И разум ничего возразить не мог. А Игорь, как третейский судья, мысленно ухмылялся. Мол, если это смерть, она — прекрасна. И он согласен умирать таким образом всю жизнь… Тавтология, но ничего более умного в голову не приходило.
Руся оказалась великолепной любовницей. Опытной, умелой, покорной. Игорь не уставал наслаждаться ее телом. Однако, душа женщины оставалась загадкой. Как и место, в котором она обитала.
— Здесь что, никогда не наступает утро? — спросил, когда прошло достаточно много времени.
— Ты сам хотел, чтобы ночь не заканчивалась…
Иногда подобные ответы раздражали. Но он смирялся, надеясь разгадать тайны после. Так и шло: короткие промежутки сна чередовались с долгими любовными утехами. И продолжалось это бесконечно…
— Если я захочу, утро наступит?
— Конечно. Сразу, как только я тебе надоем. Вместе с ночью исчезну и я. Тебе придется расстаться с мечтой…
Пока, судя по всему, надоесть Руся не успела. Ночь была устойчиво стабильной.
Игорь продолжал растворяться в нежных объятиях, подсознательно ощущая, что, околдованный чарами, стремительно несется в бездну. И неизвестно, сумеет ли из нее выбраться?
В какой-то миг пришло озарение. Стала понятной причина недавнего «дежа вю». Он просто оказался в собственном сне. Том самом кошмаре, который мучил и манил одновременно. Который, начинаясь жуткой страшилкой, превращался в сладкую сказку…
— Кто ты?
Вопрос звучал тривиально. Игорь задавал его всякий раз, открывая глаза после недолгого, а, может, и долгого (
Игорь испытывал к спасительнице двоякие чувства.
Когда ее видел, восхищался красотой, грацией, нежной покорностью и ни о чем ином думать не мог. Словно находился под чарами…
В редкие минуты, когда Русалка оставляла его одного, забирая с собой частицу очаровывающей паутины, он как-бы просыпался. Улавливал тоненький лучик, весточку из родного мира, вынуждавшую по-иному смотреть на происходящее. Он вдруг начинал тосковать по опостылой раньше суете, чувствовал какое-то несоответствие… Русалка иногда уже не казалась доброй феей. Фантазия перевоплощала ее в образ злой колдуньи, которая осмелилась отобрать у него самое дорогое, что есть у каждого человека, — свободу. А в ее мнимых нежности и покорности усматривался потаенный умысел…
И, когда фобия разрасталась, возникали отголоски панического ужаса, некогда вставшего непреодолимым барьером между ним и деревней. И ему так же хотелось убегать. Куда-нибудь. Даже голым, босиком по снегу… Лишь бы снова стать обыкновенным человеком, возвратить утраченные волю и независимость…
Так продолжалось до появления Русалки.
Стоило ей возникнуть, в сердце вновь воцарялись мир и покой. Страх уступал место безграничной любви и преданности, мятежные мысли казались нелепыми и абсурдными…
По встревоженному лицу Руси он догадывался, что обуреваемые им противоречия для нее не секрет. Иногда она прямо спрашивала: не надоела ли? И он прятал неловкость в долгом поцелуе, который неподдельной искренностью опровергал ненужные домыслы, глупые предположения и убеждал, в первую очередь его самого, что он действительно самый счастливый человек на земле.
— Я тебя так долго ждала…
— Ты не могла меня ждать. Тебя раньше не было.
— Когда ты начал обо мне мечтать, я появилась…
— Как ты могла знать, что я о тебе мечтаю, если даже я об этом не догадывался?
— Ты знал. Сердце твое знало. Но суета вашего мира не позволяла меня разглядеть.
— Я не мог тебя увидеть. Ведь ты была так далеко…
— Я приходила к тебе…
Вспомнились жуткие кошмары, всегда оставляющие после себя горьковато-сладкий привкус постыдного удовольствия, из-за которого он, словно наркоман, как наивысшего блага ожидал следующего сеанса истязающего мрака.
— Почему мне было страшно, когда ты приходила?
— А говорил, не помнишь… — ласково укорила Русалка. — Тебе было страшно от неведения. Но ведь было и приятно?