Казалось, оно эхом отлетает от стен и звучит повсюду, оглушая и заставляя терять остатки разума в этой немыслимой какофонии. Так, должно быть, ощущал себя тот бедолага между колодцем и маятником…
Я думал, что умру прямо там от остановки сердца, от нехватки воздуха, от ледяной руки на шее, от имени, пронзающего меня насквозь…
Как вдруг все прекратилось.
Все исчезло.
Я сидел на диване, мое тело и одежда были в порядке, а напротив меня сидела Мария – и смотрела совершенно нормальными глазами, усталыми и печальными.
– Я сожалею, мистер Хэйзел, – как-то очень мягко сказала она. – Но ничего не получилось. Его там нет.
Я не помню, как я добрался до дома.
Я чувствовал себя опустошенным – последняя надежда обернулась прахом. Даже пусть это была и глупая, ничтожная, но все-таки надежда, держащая на плаву.
Меня тошнило, в глазах плясали черные мушки, и я начал подозревать, что дурман в салоне миссис Хейден был чем-то вроде морфина… Или индийских храмовых благовоний, которые вводили в транс…
Какая разница теперь.
Ничего не помогло, и надо было дойти до кровати, раздеться и упасть лицом вниз лишь для того, чтобы, проснувшись на следующее утро, продолжить бессмысленную борьбу с Лондонской похоронной компанией за сохранение дела, которым у меня не было сил заниматься.
– Господи, – я перевернулся на спину, глядя в потолок. – Пусть случится чудо и все это разрешится как-то само… Как-нибудь без меня… А я уж… Как-то…
Тошнота подкатила к горлу, и мне пришлось прервать молитву, склонившись над ведром.
Хорошо, что миссис Раджани заранее позаботилась о моем состоянии…
Я не помнил, как отключился, но когда открыл глаза, надо мной возвышался в высшей степени рассерженный призрак.
– Я думал, что я привил вам любовь к здоровому образу жизни, Дориан! – начал Ч. М. Блэк, не дав мне даже продрать глаза. – И радовался, видя, как вы по доброй воле оставили пагубное пристрастие к алкоголю!
По доброй воле?!
Я вспомнил, как Ч. М. Блэк не гнушался кидаться с потолка бутылками хорошего виски и доводить меня до истерики. Теперь это называется «по доброй воле», что ж… Но сил спорить с призраком у меня не нашлось.
Я что-то промычал, и мистер Блэк продолжил с тем же напором:
– Я еще мог предполагать, что вы, в силу человеческой натуры и дурного примера рядом в лице Валентайна, вернетесь к алкоголю. И даже мог бы допустить, чтобы вы изредка – изредка, я подчеркиваю! – согревались бренди. Допустим. Но вы пошли дальше! Я понимаю, игры с дурманящими веществами нынче в моде, и все-таки я считаю, что чистый разум и чистое сердце намного важнее!
– Пощадите… Чарльз… Я же не по доброй воле, – простонал я, пытаясь добраться до графина с водой.
Графин с водой прыгнул мне в руки сам – все же есть польза от полтергейста. Жадно припав к холодной воде, я слушал продолжение монолога о вреде дурмана, даже непреднамеренно принятого.
– Что вы вообще вчера натворили, Дориан? – спросил наконец Ч. М. Блэк.
Кажется, он выдохся – хоть и странно говорить такое про призрака.
Я сел на кровати, обнимая кувшин, и во всем покаялся.
Мне было стыдно – чудовищно стыдно и за проявленную слабость, и за свой необдуманный поступок, и в первую очередь за то, что это ни к чему не привело.
Мистер Блэк только качал головой – полупрозрачная вуаль покачивалась из стороны в сторону.
– В следующий раз думайте о последствиях, мальчик мой, – сказал он, но голос его звучал намного мягче. – Или обращайтесь за советом.
– Если бы я обратился, – я усмехнулся, вытирая лицо рукавом рубашки, – что бы вы мне сказали?
Оно было мокрое. Почему-то. И глаза резало, и все расплывалось, в том числе его черный прозрачный силуэт.
– Чтобы вы делали дело и не маялись дурью, конечно, – он усмехнулся и начал растворяться, но напоследок шепнул – я ощутил холод у самого уха: – Я бы сказал сразу, что среди призраков его нет.
Загадочные слова Ч. М. Блэка не шли у меня из головы, но новый день принес новые хлопоты, и я так и не удосужился расспросить его как полагается. Я потонул в болоте рутины.
К сожалению или к счастью, люди продолжали умирать, а их призраки – взывать о последнем желании, которое мог исполнить только я. За две недели, минувшие со времени моей личной трагедии, я здорово навострился работать с постмортем-аппаратом и невольно завел себе еще нескольких высокопоставленных врагов.
Что ж, это всего лишь издержки производства.
Я держался, и похоронное бюро оставалось на плаву, хоть и ощущал я себя отнюдь не Хароном. А скорее жертвой кораблекрушения.
Однако Робинзон Крузо в моем лице все крепче и крепче вставал на ноги. А Лондонская похоронная компания не спешила беспокоить меня.
В один из вечеров заехал Найджел и попросил отдать ему бумаги. На все мои расспросы он только отмахивался и обещал рассказать все как-нибудь потом. Но главное я из него все-таки вытряс – миссис Бэллоуз отступила и притязаний на мою контору больше не имела.
Сид Уоррен заглянул ко мне на чашечку чая и, хихикая, поделился последними новостями: Трикси Риверс ушел-таки на покой и все свое дело переписал на миссис Бэллоуз, так что все разрешилось наилучшим образом.