Похороны Степаниды Ивановны

Забронировал место в самолете, договорился насчет груза. Я боялся этой канители, но в конце концов оказалось это самым легким из всех хлопот, не потому что легко достать билет на вечер того же дня, имея такой багаж, но потому, что остальные хлопоты превзошли самые мрачные ожидания. Возможно, на дальнейших страницах послышится неуместная в подобном случае фельетонная интонация, но что делать, если действительность иногда и правда похожа на бесконечный, скорее горький, чем смешной, фельетон. Во всяком случае ничего я тут не убавил и не прибавил, а рассказываю, как было на самом деле. Да еще надо учесть, что прошло время, стерлись некоторые подробности, улетучился гнев, которого в те дни, наверное, хватило бы разворотить полдержавы.

Мне никогда в жизни не приходилось бывать в бюро похоронного обслуживания. При виде магазина с вывеской «Похоронные принадлежности» я перехожу на другую сторону улицы. Но можно предположить, что в человеческом общежитии если и должен проявиться где-нибудь особенный такт, если не должно существовать дополнительных досадных проблем, если нужна где-нибудь автоматическая четкость в обслуживании, то в первую очередь здесь, в этой самой печальной, но, увы, и самой необходимой сфере обслуживания.

У нас в селе процедура известна. Тотчас появлялся Иван Васильевич, наилучший олепинский столяр, снимал мерку, и часа через два вносили в избу свежеоструганный крепкий сосновый гроб. Иван Васильевич давно и сам упокоился в гробу, так что не знаю, право, кто теперь за него исполняет эту скорбную обязанность.

Не знаю также, как протекает подобная процедура в других больших городах, ну, скажем, в Париже, в Копенгагене, в Вене или в каком-нибудь крохотном Заульгау возле Мюнхена. Но предполагаю, что родственники или близкие умершего человека просто набирают номер телефона соответствующего магазина, перечисляют все, что нужно для похорон, и к желаемому для них часу все это аккуратнейшим образом доставляется в указанное место.

Вспомнилось к случаю сравнительно недавнее еще соперничество двух провинциальных российских фирм в зубоскальском, но, что говорить, остроумном романе Ильфа и Петрова: «Разве „Нимфа“ кисть дает, туды ее мать? А глазурь?»

«Мне бы хоть без кистей, без глазури, все равно оцинковывать», — думал я, отправляясь за гробом для Степаниды Ивановны. Клавдия рассказала, как добраться до минского магазина похоронных принадлежностей, и я поехал туда ранним утром 11 мая 1967 года, то есть ровно полвека спустя после Великой Октябрьской революции[1].

Меня с первого взгляда неприятно поразила толпа перед дверями магазина и пустота в самом магазине. Опытное сердце сразу подсказывает, в чем тут дело. Проталкиваясь сквозь толпу, я заметил, как одна женщина писала что-то чернильным карандашом на ладони другой женщины. Скосив глаза, я успел схватить цифру — 78. Все еще не веря в катастрофу, я вошел в магазин и не увидел там ничего — ни людей, ни товара. Но и теперь, упрямо отказываясь верить в чудовищную действительность, я подумал, что гробами необязательно торговать на виду, наверно, они стоят в заднем помещении, а здесь только платят деньги и выписывают квитанции.

Робко я спросил у человека, показавшегося мне продавцом:

— Извините. Умерла мать. Надо бы гроб, но только…

— Гробов нет.

— Как нет? А как же хоронить, извините?!

— Гробы будут к часу. В порядке живой очереди.

Я метнулся на улицу к женщине, пишущей чернильным карандашом свои, можно сказать, астрономические для данного случая цифры. И вот даже в самых горьких и мрачных обстоятельствах может найтись неожиданный просвет. Перед магазином, к моей радости, к моему ликованию, оказалось две очереди: одна, очень большая (к которой и относилась увиденная мной цифра 78), — за траурными венками, вторая, гораздо меньше первой, — за гробами. Я, например, в этой очереди получился восемнадцатым. Было отчего ликовать. Успел услышать, что гробов привозят обычно не больше пятнадцати — двадцати. Значит, если я оказался бы семьдесят девятым, то мне пришлось бы стоять в очереди четыре дня. А теперь есть надежда получить гроб уже сегодня. Пусть за венками стоят по четыре дня. Венки мне без надобности. Ишь чего захотели, венков! Нет, мне бы самое простое, будничное — мне бы гроб из досок. И есть надежда, что я его сегодня куплю. Это ли не великая удача?! Мать умерла? Скорбь и горе? Горький комок со вчерашнего дня? Тихий, достойный разговор, соответствующий обстоятельствам? О нет, нет! Но радуйся, радуйся и ликуй, черт возьми, что будет тебе гроб к часу дня! Могло быть и хуже, задержись, приди на полчаса позже, как этот вон в кепке — широколицый, с голубыми покорными глазами, стоящий тридцать четвертым в очереди.