Похороны викинга

В саду я неожиданно встретил Клодию. Это очень меня удивило. Обычно она появлялась последней. Она выглядела утомленной и больной. Когда я подошел, она стояла задумавшись над каким-то, видимо, очень неприятным вопросом. Когда она меня увидела, ее лицо прояснилось, пожалуй, слишком быстро, – показалось мне.

– Здорово, червяк, – сказала она.

– Здравствуй, птичка, – сказал я. – В чем дело?

– Какое дело? – спросила Клодия.

– Мне показалось, что ты решаешь какую-то важную задачу, – с мужской бестактностью ответил я.

– Чушь! – сказала Клодия и ушла.

Я забросил свой мяч за теннисную площадку и тщетно пытался ударить его, чтобы послать дальше. Я основательно вспахал клюшкой всю лужайку, зацепил мяч, загнал его в куст остролиста, швырнул вслед ему клюшку и ушел, глубоко засунув руки в карманы, обозленный на Майкла.

У дома стоял Бердон с гонгом. Медная шкатулка иронически смотрела на меня с камина. Я помыл руки и прошел в столовую.

В камине шумел огонь. Серебряный чайник свистел на спиртовке, с буфета доносился прекрасный запах, исходивший от четырех блюд, накрытых колпаками. Громадная комната с ее высокими окнами, из которых открывался один из самых прекрасных видов в Девоне, с огромным турецким ковром, перекрывавшим большую часть старого дубового пола, и с прекрасно накрытым столом, блестевшим в лучах утреннего солнца, была олицетворением устойчивого комфорта и основательного благополучия.

Дигби расхаживал по комнате. В одной руке он держал тарелку с кашей, а другой быстро орудовал ложкой. Огастес стоял у буфета и снимал крышки с блюд. Он накладывал на свою тарелку овсянку, яйца, ветчину и колбасу.

– Хорошо сработано, Огастес! – сказал Дигби почтительным тоном. – Прибавь сверху риса.

– Уже ел, – кратко отвечал Огастес.

– Молодец! – сказал Дигби и пошел за чистой тарелкой.

Изабель сидела на своем месте, и я пошел к ней, чтобы спросить, что для нее принести.

– Я подожду тетю Патрисию, – сказала она и левой рукой пожала мою правую.

Вошел Майкл.

– Тетя спустилась? – спросил он и добавил несколько запоздалое пожелание доброго утра.

– Нет, – сказал Дигби. – Внимание! Смотрите на меня. Сейчас я проглочу все, что есть на этой тарелке, и скроюсь. Я не хочу встречаться с тетей так рано утром.

– Клодия вышла? – спросил Майкл.

– Я видел ее в саду, – ответил я.

– Пойду позову ее завтракать, – сказал Майкл и ушел.

– Отнеси ей на вилке жареную почку! – крикнул ему вдогонку неугомонный Дигби.

После этого разговоры на некоторое время прекратились. Наши рты были заняты более важным делом.

– Я полагаю, что драгоценности короны благополучно лежат на месте, – вдруг высказал вслух Дигби общую нашу мысль. – Дверь все еще закрыта, я сам пробовал.

– Все, конечно, в порядке, – сказал я.

– Сам видал? – съехидничал Огастес.

Дверь открылась, и Майкл вошел вместе с Клодией. Клодия была совсем белая, а Майкл выглядел неестественно сдержанным. Изабель внимательно на них взглянула.

– Доброе утро, – сказала Клодия. – Тетя спустилась?

– Ешь, ешь, ешь и беги! – запел Дигби, отбивая такт ложкой о чашку.

Майкл наливал кофе, и я следил за его лицом. Оно было совершенно непроницаемо, и руки его не дрожали, но я чувствовал, что с ним стряслась какая-то беда. Он взглянул на меня и заметил мой взгляд.

– Здорово, круглорожий! – сказал он. – Хорошие сны видел?

– Хорошие… кроме одного, – ответил я.

– Хм! – сказал Майкл, и я попробовал анализировать этот звук, но он так же мало говорил, как и его лицо.

Он вернулся и сел на свое место возле Клодии. Вошла тетя Патрисия. Мы встали, и я отодвинул для нее стул, но она остановилась на полдороге, и мы окаменели. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать, что случилось. Раньше, чем она начала говорить, я знал, что она скажет.

– Я пришла просить вас, чтобы никто не смел сегодня выходить из дому, – сказала она.

Никто из нас не сказал ни слова и не двинулся. Я посмотрел на Майкла, и он на меня.

– Имейте в виду, – продолжала леди Брендон, – я никому не дам пощады. С вором я расправлюсь, как с вором, кто бы он ни был.

Она замолкла и холодным злым взглядом обвела всех нас. Мы молчали и не двигались.

– Так, – сказала она наконец. – Я прошу вас запомнить, что слуги ничего не знают и не узнают. Только мы будем знать, что один из вас шести подлый вор.

Тогда заговорил Майкл:

– Скажите – один из нас четырех, тетя Патрисия.

– Благодарю, Майкл, – резко ответила она. – Я обращусь к вам четырем, когда мне в следующий раз придется выбирать выражения.

– Я думаю, вы могли бы сказать: один из трех Джестов, – с внезапной дерзостью сказал Огастес.

– Придержи свой подлый язык, – спокойно ответила леди Брендон. – Итак, – продолжала она, – никто не должен об этом знать. Конечно, до тех пор, пока об этом не узнают репортеры и газеты не будут украшены портретом одного из вас. – И она еще раз обвела нас презрительным взглядом.

– Отлично, – продолжала она. – Теперь никто не выйдет из дома и не скажет никому ни слова… Кроме сыщика, когда тот явится…

Она повернулась и пошла к двери. У двери она остановилась и опять повернулась к нам.

– Можешь сказать что-нибудь, Майкл? – спросила она.