Похождения Аркадия Бобрика

Вениамин Петрович и без подобного предложения находился в скверном расположении духа. Отправив больного, он долго курил на скамейке у подъезда, размышлял о бренности бытия. От невеселых мыслей его всегдашний оптимизм упал до нижайшей отметки, как это происходит с биржевыми индексами накануне экономического краха.

Аркадий успокоил дядю:

– Да я не о вашем завещании.

Вениамин Петрович приободрился.

– Это иное дело.

Потребовалось всего пару минут, чтобы в постель, еще хранящую тепло Иннокентия Павловича, уложить летчика Бурегу.

– Ну и почерк! – возмутился Вениамин Петрович, рассматривая черновик завещания. – И эти люди берутся издавать книги!

– Дядюшка, вы еще рукописи классиков не видели.

– Бог миловал. Зовите своего крючкотвора.

Семейство Соболевских сгрудилось у изголовья «больного». Нотариус расположился за письменным столом, вынул из портфеля номерные бланки, ручку, штампы и печати. Бурега постанывал и дышал на манер астматической помпы.

– Вы не возражаете, – спросил нотариус, – чтобы родственники присутствовали при составлении документа?

– Нисколько… Для них и стараюсь, – с перерывами между вдохами ответил Бурега.

– Я, нижеподписавшийся, – начал нотариус, водя пером по бумаге, затем повернулся к родственникам. – Попрошу документы завещателя.

Агния Петровна принесла паспорт супруга. Нотариус взял его, внимательно всмотрелся в Бурегу.

– Последнее время осунулся, – пояснил Аркадий.

– Два месяца не поднимается, – добавила Агния Петровна.

Нотариус сочувственно вздохнул, внес паспортные данные завещателя и продолжил:

– Я нижеподписавшийся, находясь в трезвой памяти…

– И полном здравии, – прошептал Бурега.

Нотариус посмотрел на клиента, стоящего на пороге вечности, и невольно усомнился в его полном здравии.

Дрожащая рука Вениамина Петровича показалась из-под одеяла.

– Ты хочешь сам зачитать? – спросила Агния Петровна.

Бурега кивнул. Ему вручили черновик. Бумага подрагивала в руке «больного», голос его тоже дрожал. Но по мере чтения голосовая дрожь уменьшалась.

– Завещаю эту квартиру и все находящееся в ней имущество моей дорогой и горячо любимой жене – Соболевской Агнии Петровне.

Агния Петровна заглянул в дрожащий черновик. «Дорогой и горячо любимой» там не было.

Бурега продолжил:

– Дачу в Кузьминках и денежный вклад на мое имя в размере пять миллионов рублей завещаю моей старшей дочери Соболевской Ирине Иннокентьевне.

– Это я, – Ирина кивнула в ответ на вопросительный взгляд нотариуса.

– Да-да, ей, – подтвердил Бурега. – А вот моей младшей дочери Юле и ее супругу Аркадию Бобрику я в равных долях завещаю принадлежащий мне контрольный пакет акций издательства «Геликон-Бук».

Агния Петровна недоуменно озиралась по сторонам. Насколько она помнила, согласно черновику, Аркадию полагалось только сорок процентов, а остальное шестьдесят – Юле.

– А загородный дом, – продолжил Бурега, – расположенный в поселке Внуково, с земельным участком и всеми хозяйственными постройками на нем, я не только завещаю, а немедленно дарю в полную собственность моему лучшему другу, товарищу с юных лет и замечательному человеку, – голосовая дрожь окончательно исчезла, – Буреге Вениамину Петровичу!

В комнате сделалось тихо. Было слышно, как по бумаге шуршит ручка нотариуса.

– Папа, какому Буреге?! – удивилась Ирина.

– Летчику гражданской авиации, – пояснил завещатель.

– Папа, что ты выдумал?! – вмешался Аркадий. – Постороннему человеку? Это никуда не годится.

– Мне лучше знать, – отрезал «больной». – Я одной ногой в могиле и мне наконец-то увиделся свет в конце туннеля.

– Папа, но так не поступают, – возразила Ирина.

– Цыц! Как ты смеешь перечить отцовской воле! Хотите, что бы я всех вас лишил наследства?! Я отхожу в мир иной, а вы не можете потерпеть, в последние мои минуты затеваете склоки! Что о вас подумает уважаемый нотариус? А насчет Буреги не беспокойтесь. Он человек порядочный и обещал мне, что загородный дом всегда будет в вашем распоряжении. А сам он – я говорю о моем друге Буреге – будет появляться в доме только изредка, в перерывах между полетами. Ведь он, как вам известно, всю свою жизнь проводит в небесах, куда вскоре отправлюсь и я. Последние слова, разумеется, не для завещания, – пояснил Бурега.

– Но папа?.. – все еще не унималась Ирина.

«Больной» сверкнул глазами.

– Лишу отцовского благословления! Или хотите, чтобы я сейчас поднялся и ушел из дому… как Лев Толстой?! Подумайте, что будет с вами! Вы никогда не простите себе, если я помру на никому неизвестной станции!

– Папуля, пожалуй, вы правы, – согласился Аркадий. – Я знаю этого Бурегу, он не обидит ваших девочек.

– А мою драгоценную и горячо любимую супругу Агнию Петровну – тем более, – добавил завещатель.

Нотариус склонился надо больным.

– Подпишите.

– Руки дрожат.

– Ничего страшного. Документ составляется при свидетелях.

Бурега оставил на бумаге неразборчивые каракули.

Нотариус приложился к подписи штампами и печатью. Оформив документ, нотариус оставил одну его копию попрощался и ушел.

– Папуля… тьфу ты, дядюшка, что это было?! – воскликнул Аркадий.

– Вы нас удивили, – сказала Агния Петровна.