— А почему ты так храпел, когда я полчаса тому назад приходил сюда, — тебя даже добудиться не могли?
— Так что дозвольте доложить, господин подпоручик, я всю ночь не спал, потому что все вспоминал те времена, когда у нас в Весприме происходили маневры. В тот раз 1-й и 2-й армейские корпуса, игравшие роль неприятельской армии, наступали через Штирию и окружили наш 4-й полк, расположенный в Вене и ее окрестностях, где у нас повсюду были крепости; но они нас обошли и уже подошли к самому мосту, который наш понтонный батальон перекинул через Дунай с правого берега. Нам был дан приказ перейти в контр-наступление, а войска с севера, а также и с юга, из Восека, должны были нас поддержать. И вот нам прочитали приказ, что нам на помощь идет и 3-й армейский корпус, чтобы мы не были раздавлены между Блатенским озером и Пресбургом раньше, чем войдем в соприкосновение со 2-м корпусом. Но только все это было ни к чему, потому что, когда мы вот-вот должны были выиграть бой, затрубили отбой, и дело выиграли «белые повязки».
Подпоручик Дуб не промолвил ни слова и, покачивая головой, ушел. Но тотчас же снова вернулся и сказал Швейку: — Заметьте себе, вы все, что наступит время, когда вы у меня взвоете!
Больше он ничего не мог придумать, а потому опять ушел в штабной вагон, где капитан Сагнер как раз допрашивал какого-то неудачника из 12-й роты, которого привел фельдфебель Штрнад; этот храбрый воин уже заранее начал принимать меры к своей вящщей безопасности в окопах, стащив для этой цели обитую жестью дверь свинарника. Он стоял перед командиром, выпучив от страха глаза и оправдываясь тем, что хотел взять дверь с собою для устройства прикрытия от шрапнели, чтобы было «надежнее».
Этим инцидентом подпоручик Дуб воспользовался для большой речи о том, как должен вести себя солдат и в чем состоят его обязанности по отношению к родине и монарху, нашему высшему военачальнику и верховному вождю. А если в батальоне оказываются такие элементы, то необходимо их истреблять, наказывать и сажать под арест. Это словоизвержение было настолько неуместно и пошло, что капитан Сагнер похлопал провинившегося солдата по плечу и сказал ему:
— Ну, что ж, если вы в самом деле искренно думали то, что говорите, то поймите, что это чушь, и больше таких вещей не делайте. А теперь отнесите дверь туда, откуда вы ее взяли, и убирайтесь ко всем чертям!
Подпоручик прикусил губу, будучи убежден, что, собственно говоря, спасение разлагающейся дисциплины в батальоне зависит единственно от него одного. Поэтому он еще раз обошел весь район станции. Недалеко от одного склада, на котором было написано крупными буквами на венгерском и немецком языках, что здесь запрещается курить, он увидел сидевшего на земле солдата. Солдат читал газету, которая так закрывала его, что не видно было его погон. Подпоручик крикнул ему: «Встать!» Оказалось, что это был солдат венгерского полка, стоявшего в резерве в Хумене.
Подпоручик Дуб тряхнул его за плечо; тогда мадьяр встал, сунул газету в карман и, не считая даже нужным отдать честь, пошел по направлению к улице. Подпоручик Дуб, словно в тумане, последовал за ним, но тот прибавил шагу, а затем обернулся и, глумясь, поднял руки кверху, чтобы подпоручик Дуб ни минуты не сомневался в том, что тот сразу определил принадлежность его, подпоручика Дуба, к чешскому полку. Наконец, мадьяр пустился бежать и исчез среди ближайших домиков на противоположной стороне улицы.
Чтобы как-нибудь показать, что он не имеет никакого отношения к этой сцене, подпоручик Дуб важно зашел в одну из лавочек на этой же улице, смущенно указал на моток черных ниток, положил их в карман, расплатился и возвратился в штабной вагон. Затем он приказал батальонному ординарцу позвать его денщика, Кунерта, и сказал, передавая ему нитки:
— Мне обо всем приходится заботиться самому. Ведь вы же наверно забыли взять с собою нитки.
— Никак нет, господин подпоручик, не забыл. У меня припасена целая дюжина.
— А ну-ка, покажите-ка мне, да только сейчас же. Или вы думаете, что я вам верю?
Когда Кунерт вернулся с целой коробкой черных и белых катушек, подпоручик Дуб сказал:
— Ну-ка, посмотри, какие нитки ты купил, и какой моток купил я. Посмотри, какие они у тебя тонкие и как легко рвутся, и, наоборот, какое усилие надо сделать, чтобы разорвать мои. В походе нам дряни не нужно, в походе все должно быть самое лучшее… Забирай свои катушки и ожидай моих дальнейших распоряжений, и запомни: в другой раз ничего не делай от себя, своим умом, а приди спросить меня, когда хочешь что-нибудь купить. Я не пожелал бы тебе узнать меня, потому что ты с плохой стороны меня еще не знаешь…
Кунерт ушел, и подпоручик Дуб обратился к поручику Лукашу: