Вспомнил я, как серьезно он уроки свои проводил! Перед тем как начать петь нашему хору, достанет камертон — металлическую рогатку, — стукнет себе им по голове (все, кого не видит он, обязательно этот жест передразнят!). Тихий звук камертона — как комариный писк. Прекратится он — и мы начнем петь с этой же ноты, которая затихла.
Я, помню, любимцем его был.
Говорил он — замечательно я пою!
Потом пение у нас кончилось, а он на пенсию ушел.
И все!.. Вспомнится иногда только, как солировал я.
Стою — и сам удивляюсь, как пою!
«Солнышко све-тит яс-ное!..»
Вспомнил, как на концерте для родителей пел, — родители все изумлены были, переглядывались, головами качали — они до этого с другой стороны меня знали…
И вот встречает меня он — два года уже после уроков его прошло.
— Ну как ты, — спрашивает, — поешь?
Я подумал еще тогда: «Просто нечего ему больше спросить!»
А сейчас понял вдруг: «Не совсем так!»
Он, видно, действительно на меня надеялся, что я певцом стану, с его легкой руки, чтоб он говорить мог потом, друзьям-пенсионерам: «А Горохов-то у меня начинал!» Но как-то я про это забыл. Ушел он — и забыл я про пение.
Потом вспомнил вдруг: я же еще и в легкой атлетике блистал. Учитель школьный в спортшколу меня послал, там я сразу на второй юношеский разряд пробежал. Может, я и быстрее бы пробежал, да какой-то балбес на дорожке чемодан позабыл. Перепрыгивать пришлось, и то время разрядное оказалось. Тренер тот говорит: «Ну-ну!»
И все. Больше я на тренировки не ходил. Не помню уж почему. Так что в легкой атлетике я перспективный был! Как это забыл я совсем… Выходит, я не одну уже надежду не оправдал, а две! Так и все, вообще, можно проморгать!
Виктору говорю:
— Ну, куда? Помнишь, ты говорил, что у тебя какой-то верный друг есть? Ну, номером телефона которого ты еще камеру хранения зашифровал?
Он говорит:
— Точно! Как мог я забыть! Вот это действительно друг! Напоит нас чаем, накормит! Колоссально!
Вбежал в телефонную будку и застыл. Минут десять, наверно, стоял, как столб.
— Забыл! — говорит.
— Что?
— Номер телефона его забыл, давно, выходит, не звонил.
— Да-а-а-а, — говорю, — к дружбе у нас, выходит, такое же небрежное отношение, как ко всему!
— Как же? — он говорит вдруг.
— Что — как?
— Как же, — говорит, — камеру хранения теперь откроем? Думал, уж этот телефон железно запомню, и нет!
Витя расстроился, впервые, можно сказать. Но быстро пришел в себя, снова захохотал.
— Дурак, — говорит, — какой же я дурак! Надо поехать к нему, и все! Поглядеть его телефон, заодно поесть!
— А живет-то где он, хоть помнишь?
— Я всегда помню, где друзья мои живут! — веско говорит.
Ехали долго, на двух автобусах. Приехали наконец в новый район.
— Вот, — Витя радостно говорит. — Вот его дом!.. Точно!
Поднялись. Виктор звонить начал. Звонок… еще звонок… не открывают!
— Да… где-то задерживается, — Витя говорит.
— Может, по справочному можно телефон узнать?
— Нет, — Витя говорит, — фамилии его точно не помню!
— Да-а-а, — говорю, — без портфелей нам уж точно домой ходу нет!
— Ладно, — Витя вдруг говорит. — Выбью уж я ему дверь! Если товарищ настоящий — простит!
— Да ты что? — говорю. — Это же взлом!
— Ничего! — говорит. — Как-нибудь! Я же вижу, как ты устал! Вижу, что домой тебе уже хочется! Мой долг, хочешь знать, выручить твой портфель и тебе отдать!
— Спасибо! — говорю. — Ты, видно, настоящий друг! — Разбежался Витя вниз по лестнице, трахнул плечом дверь, она открылась. Вбежали мы внутрь, стали телефон искать, вдруг Витя как закричит:
— Эта не та квартира! Бежим!
Дрожащими руками дверь обратно приставили, вниз сбежали, в автобус вскочили.
— Да, — Витьке говорю, — знал, что до преступления мы можем докатиться, только не думал, что так быстро!
Приехали в центр, Витя говорит:
— Идея!
Я задрожал.
— Не надо! — говорю. — Я идей твоих что-то уже боюсь.
— Действительно — отличная мысль! — говорит. — Пойдем к Клопахину, отличнику нашему, возьмем у него тетради и все спишем! Завтра в школу придем — все у нас сделано, хоть бы что!
— А куда ж мы спишем-то, тетрадей-то у нас нет!
— Ну и что? Подумаешь! Что, у него лишних тетрадок не найдется?
— Точно, — говорю. — Идея!
— Говорил, — Витька обрадовался, — со мной не пропадешь!
Пришли мы к Клопахину, звоним. Открыл он, и такая вдруг тоска на лице его отразилась!
— А… это вы, — говорит.
В комнату нас провел, потом говорит:
— Знаете что? Понимаете, я сейчас к олимпиаде физической готовлюсь, погуляйте, пожалуйста, минут двадцать, я кончу.
И прямо лицо у него — умоляющее. Чувствуется, очень он увлечен чем-то там.
— Ладно, — Вите говорю. — Пойдем.
Вышли, стали по улице ходить. Замерзли совсем, вошли в продуктовый магазин.
— Хорошо! — Витя говорит. — Тепло тут, светло! Замечательно!
Стал от радости руки потирать, вдруг продавщица громко ему говорит:
— Ты руки не потирай, не потирай! Все равно спиртного тебе не отпущу — мал еще!
Я обомлел.
— Неплохо, — Вите говорю, — уже за пьяниц нас принимают. Вот это здорово.
Из соседнего отдела продавец говорит:
— Будете брать что-нибудь? Закрываться нам уже пора, хватит!
Витя говорит:
— Да нет, мы не покупать сюда пришли.