Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица

— Смотри у меня, харя! Давно сортир не драил? — Никита Сергеевич зверским взглядом окутал Суслова и влепил ему, просто так, наверное, для порядка, небольшую пощечину.

Суслов расплакался. Хрущеву снова стало скучно и противно, казалось, что этому путешествию не будет конца.

«Ну, Федька, смотри у меня! Я умею сажать не только кукурузу! Я найду на тебя управу!» — Никита Сергеевич еще раз вытер свою лысину и мельком плюнул в морду Суслову, который удивился этому необычайно и заплакал сильнее.

— Плачь, плачь, срачная задница, Нью-Йорк слезам не верит! Эти сытые хари еще будут возносить меня на самые высокие пьедесталы! Я буду учить их строить социализм! — Хрущев посмотрел в окно и наивно заулыбался. Толпа скучных американцев не заметила его улыбки и продолжала с удивительным бесстрастием пожирать сардельки. — Сусликов, твою мать! А выпустили ли почтовую марку с моей xa… физиономией, в честь моего приезда в Штаты?

— Выпустили, выпустили, — заплаканным голосом сказал Суслов.

— Ну и что же?

— «Ну и что же?» — передразнил Суслов.

— Ты чо дразнися? А?! Я тэбе спрашиваю, берут марки-то?

— Не-а!

— Чавось?

— Нет, говорю тебе, не берут! На хрена им, Никита, нужны твои марки! Их и приклеить то никуда нельзя!

— А шо ж, трудно сробить шо ли? Харькни, да клеи себе, на здоровье, хоть на задницу.

— Да плюют то не туда, куда надо…

Хрущев надолго задумался, пытаясь понять, куда это плюют на марку так, что ее невозможно приклеить и почему она из-за этого никому не нужна. «Не понятно, — подумал Хрущев. — Надо спросить у Штирлица. Но что бы по этому поводу скажет Кальтенбруннер? Стоп! Какой еще там Кальтенбруннер? Причем здесь он? И вообще, кто он такой?!»

— А кто такой Кальтенбруннер? — поинтересовался Никита Сергеевич.

— А бог его знает! — сказал приглушенный голос из багажника.

— Кто это? — хором спросили Хрущев и Суслов.

— Так это же я, Пельше.

— Пельше, твою мать, ты чего там делаешь? Полезай сюды! Ты то мне как раз и нужен. Шофер, останови машину! Эй вы, там, оглохли, что ли? Stop car! Stop! I sad, чувырло!

Автомобиль остановился, из багажника вылез дорогой товарищ Пельше. Через минуту с грохотом открылся капот и из-под радиатора начал выползать Борман.

— Здравствуйте, Никита Сергеевич! — поздоровался Пельше.

— Guten Tag! — поприветствовал Мартин Рейхстагович.

— Хиллоу, халлоу! — неохотно поздоровался Хрущев. — Живо в машину, тут люди кругом, еще покалечат не на шутку.

Автомобиль вновь тронулся, дорогой товарищ Пельше начал записывать очередное послание Центра Штирлицу:

«Алекс — Юстасу.

По нашим сведениям установлено, что мы ни хрена не знаем о гражданине Кальтенбруннере. Однако, среди членов ЦК, как зараза, распространяется страшная болезнь, суть которой состоит из двух вещей:

1. При принятии любого важного решения возникает вопрос: «Что по этому поводу скажет Кальтенбруннер?»

2. Кальтенбруннера никто не знает и в глаза его никогда не видели.

Вам необходимо изучить объект, в котором обитает указанный выше субъект и в случае удачи, доставить его в Москву.

Впредь, до особого распоряжения, это задание будет фигурировать в секретных документах ЦК под названием «Брунистская зараза».

Алекс».

— А что вы там делали, в багажнике? — спросил Никита Сергеевич. — И кто это с вами, говорящий по-перуански?

— Так работа же у меня такая, — гордо сказал Пельше. — А это Борман! И говорит он не по-аргентински, как вы изволили выразиться, а по-китайски. Он немец английского происхождения, бывший фашист и рейхсляйтер. Хотя Андропов говорит, что он наш человек и работает на его ведомство давно.

— А-а! — протянул Хрущев. — Это тот, который побирался у меня под носом! Дорогой товарищ Пельше, а на хрена он нам?

— Нужен, Никита, нужен! — Пельше тоже стало жарко и он открыл окно. — Я тебе потом расскажу.

Вдруг Пельше увидел плакат с надписью:

Колхозники Техасщины,

Мичиганщины и Примиссисипья!

Дадим трехлетку досрочно!

«Бред какой-то!» — подумал дорогой товарищ Пельше и закрыл окно. От этого плаката ему стало как-то холодно, в глазах появился туман.

Когда автомобиль главы Советского правительства подъехал к Нью-Йорку, Пельше торжественно обратился к Хрущеву:

— Никита, помни, что ты представляешь великую страну! Веди себя достойно, кедами по трибуне не стучи, гопака не пляши! Не матерись… И вообще, веди себя в рамочках.