Похождения штандартенфюрера CC фон Штирлица

Товарищ Хонекер на минуту задумался и подошел к камину, почувствовав тепло, он неожиданно для себя предположил, что где-то там, в Антарктиде, сейчас заседает троцкистско-зиновьевский блок и людей пронзает жуткий холод. Но, вспомнив, что этот самый блок — враг мирового социализма, генсек отогнал от себя эти холодные мысли и, подойдя вплотную к Штирлицу, спросил:

— Значит, вы считаете, что Кальтенбруннер — предатель?

— Не думаю! — ответил Максим Максимович. — Хоть он и из бывших, но положиться на него все же можно…

— Но тогда только Борман?

— Нет… Не думаю.

— Но, простите, товарищ Исаев, Борман — это, как не крути, по вашему ведомству. Он — ваш человек!

— Ну вы загнули! — усмехнулся генерал Исаев. — Он, прежде всего, человек Черненко, это первое. А во-вторых, посмотрите на его последнее сочинение.

Товарищ Хонекер подозрительно посмотрел на Штирлица, взял из его рук листок бумаги и бегло прочитал донос Кальтенбруннера.

— Но, позвольте, — удивился генсек. — Ведь это же почерк Генриха!

— Когда вас бьют в нос и пытаются скомпрометировать вашу жену в пособничестве вражеским разведкам, вы и не такое напишите!

— А кто это… Марианна?

— Да, так, девчонка одна, по-моему из Мексики или из Бразилии, но что точно — из тех мест, где водятся дикие обезьяны.

— Так, все понятно, — легко усмехнулся Хонекер. — Значит это все — правда?

— Что — правда?

— Что вы ее знаете?

Максим Максимович вдруг понял, что разговор не складывается в его сторону и информация из доноса Кальтенбруннера-Бормана может попасть к Черненко или того хуже к товарищу Ваучеру Неприватизированному. Не долго думая, он, от нечего делать, влепил дорогому товарищу Хонекеру легкий подзатыльник.

— Да как ты смеешь, холоп?! Я — генсек! — закричал глава социалистического Рейха.

— А я — Штирлиц! — спокойно сказал разведчик.

— Да вы, вы…

— Я, я.

Штирлиц подошел к окну и посмотрел сквозь грязное стекло. Перед ним простирался Берлин — город, в котором он когда-то проработал двенадцать лет и из которого еле унес ноги в сорок пятом. Сейчас Максим Максимович смотрел на эти странные новые, но до боли знакомые улицы почти родного ему города и страстно желал как можно скорее убраться отсюда снова. Мысли разведчика были прерваны ударом по голове посредством пустой бутылки из-под шнапса. Штирлиц обернулся и увидел перед собой подлого товарища Хонекера с разбитой бутылкой в руках.

— А это вы зря сделали! — сухо сказал разведчик. — Снимайте штаны.

— Простите, я больше не буду.

— Надо, товарищ Хонекер, надо, — сурово сказал Штирлиц, снимая ремень и ловко перебрасывая хрупкое тело дорогого товарища Хонекера на коленку. — Будем учиться.

…Порка длилась около двух часов. Товарищ Хонекер визжал, как ошпаренный поросенок и тягостно просил пощады. Штирлиц был неумолим. И только потерянное сознание дорогого ему генсека заставило бросить нагое тело.

«Хиляк, другие дольше держались!» — подумал Максим Максимович, заталкивая тело под диван.

— Если дашь делу ход, проведешь там весь свой остаток жизни.

Из-под дивана донесся жалкий стон и подхалимский примирительный плач.

В тоже время где-то в далеком городе Санта-Барбара выглянуло солнышко.

ГЛАВА 7. АМУРСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПАСТОРА ШЛАГА

В то время, когда на Марс перестали падать летящие мимо метеориты, на Венере перестал плавиться известняк, а на Меркурии застыл алюминий, в России пачками продавался заморский шоколад «Сникерс». Его рекламировали так успешно, что пастор Шлаг, путешествующий по БАМу, начал подумывать о том, что здешние христиане окончательно помешались на шоколадной стезе. Пастор ехал в поезде «Москва-Якутск» и, лежа на верхней полке, мирно созерцал вагонную суету. Пассажиры, все без исключения, c жадностью пожирали огромные порции «Сникерса» из-за чего в вагоне воняло «Красным Октябрем» и чем-то еще, похожим на тот запах, который был в бункере Гитлера, когда Рейх изнемогал от канализационных отбросов. Когда Шлаг уже было начал рыгать, к нему обратилась проходящая мимо буфетчица:

— Товарищ, батончик «Сникерса»?

— Дочь моя, — сказал пастор, стараясь придать своему голосу мирный тон. — Шла бы ты отседова подобру, поздорову, пока я добрый.

— Грубиян! — громко сказала буфетчица. — Ему как лучше, а он меня на хрен посылает.

Несколько пассажиров подошли к буфетчице и купили весь шоколад.

— Нет, вы только посмотрите на этого бугая! — не унималась буфетчица. — «Сникерс» он не любит!

Несколько рабочих БАМа, услышав такую наглость, подошли к пастору и за сутану стянули его вниз.

— Ты что ли не любишь «Сникерс» — спросил один из рабочих.

— Сын мой, — начал пастор, — мне по положению не полагается этот продукт. Я человек верующий и не могу питаться дьявольской пищей.

— Ненавижу тех, кто ненавидит «Сникерс»! — крикнул второй рабочий, тот, что был покрепче и поздоровее первого. Завернув Шлага в его же сутану, он открыл окно и, дождавшись, когда поезд проезжал по мосту через озеро Байкал, выкинул огромный сверток.