Похождения Тома Соуэра

Раздавшееся кругомъ хихиканье смутило Тозна, повидимому; на дл, если онъ и былъ смущенъ, то только вслдствіе полноты своего благоговнія передъ обожаемой незнакомкой и страшнаго счастія, доставшагося ему такъ удачно. Онъ слъ на кончикъ сосновой скамьи, а двочка отодвинулась отъ него, мотнувъ головою. По всей комнат начались киванья, знаки, перешептыванья, но Томъ сидлъ смирно, вытянувъ впередъ руки на длинномъ низенькомъ стол и казался погруженнымъ въ свою книгу. Понемногу на него перестали обращать вниманіе, и обычное школьное гуднье поднялось снова въ уныломъ воздух. Тогда Томъ началъ поглядывать искоса на двочку. Она замтила это, «сдлала ему рожу» и повернулась къ нему затылкомъ на минуту. Когда же она оглянулась осторожно назадъ, то передъ нею лежалъ персикъ. Она толкнула его прочь; Томъ тихо пододвинулъ его опять; она опять оттолкнула, но уже не такъ сердито. Томъ терпливо положилъ его опять на то же мсто; она не сдвигала его боле. Томъ нацарапалъ на своей аспидной доск: «Прошу васъ, возьмите его: у меня еще есть». Двочка прочла эти слова, но осталась безучастной. Тогда Томъ началъ рисовать что-то на доск, закрывая свое произведеніе лвой рукою. Сначала двочка притворялась, что не замчаетъ ничего, но скоро стала выдавать свое людское любопытство чуть замтными признаками. Томъ продолжалъ рисовать совершенно равнодушно, повидимому; двочка ршилась бросить такой взглядъ, который собственно не обличалъ ее еще; Томъ работалъ, какъ будто не замтилъ и этого. Наконецъ, она сдалась и шепнула нершительно:

— Дайте мн посмотрть.

Томъ открылъ наполовину ужасно уродливый домикъ съ двухскатною крышею и съ дымомъ, въ вид пробочника, надъ трубою. Двочка стала слдить съ такимъ увлеченіемъ за работой, что забыла обо всемъ остальномъ. Когда онъ окончилъ, она посмотрла съ минуту и прошептала:

— Это красиво… Нарисуйте человка.

Художникъ изобразилъ на переднемъ план человка, походившаго на кувшинъ и такого рослаго, что онъ могъ бы перешагнуть черезъ домъ. Но двочка была невзыскательна, она осталась довольна уродомъ и прошептала снова:

— Это красивый человкъ… А теперь нарисуйте меня.

Томъ нарисовалъ песочные часы съ полною луною наверху и соломенными ножками, а въ растопыренные пальцы этой фигуры вложилъ громаднйшій веръ. Двочка сказала:

— И это какъ красиво!.. Хотлось бы мн умть рисовать,

— Это такъ легко, — отвтилъ Томъ шепотомъ. — Я васъ научу.

— Въ самомъ дл?.. Когда?

— Въ полдень. Или вы ходите обдать домой?

— Я могу остаться, если хотите.

— Отлично… Это дло! А какъ васъ зовутъ?

— Бекки Татшеръ. А васъ?.. О, я знаю: Томасъ Соуеръ.

— Меня зовутъ такъ, когда хотятъ отдуть. А когда я хорошо себя веду, тогда: Томъ. Вы будете меня звать Томъ, не такъ-ли?

— Хорошо.

Томъ началъ опять царапать что-то на аспидной доск, пряча это отъ двочки. Но въ этотъ разъ она не стала оттягивать, а прямо попросила показать. Томъ возразилъ:

— О, ничего нтъ.

— Нтъ, есть.

— Ничего нтъ… Вамъ и не любопытно.

— Нтъ, любопытно. Право же!.. Ну, покажите!

— А вы станете разсказывать?..

— Не стану… Даю слово, врное слово, даю два, что никому не скажу.

— Никогда никому на свт? И во всю свою жизнь?

— Никогда и никому! Только покажите!

— Да, вдь, вамъ вовсе не любопытно, я говорю…

— Ну, Томъ, если вы такъ со мной, то я уже отъ васъ требую, — сказала она, трогая своею крошечной ручкою его руку. Завязалась легкая борьба; Томъ притворялся, будто серьезно сопротивляется, но, мало по малу, отвелъ свою руку, и тогда открылись три слова: «Я васъ люблю».

— Ахъ, вы дрянной мальчишка! — И она порядочно шлепнула его по рук, но зарумянилась и казалась довольной, несмотря на это.

Въ этотъ самый моментъ Томъ почувствовалъ на своемъ ух чью-то подкравшуюся роковую пясть, былъ твердо ею приподнятъ и проведенъ черезъ всю комнату до своего обычнаго мста подъ бглымъ огнемъ хихиканья всей школы. Посл этого учитель простоялъ надъ нимъ нсколько минутъ и двинулся обратно къ своему трону, не промолвивъ ни слова. Но хотя ухо у Тома такъ и горло, душа его ликовала.

Когда все опять успокоилось въ школ, Томъ сдлалъ честное усиліе надъ собой, чтобы приняться за ученіе, но онъ былъ слишкомъ взволнованъ для этого. За урокомъ чтенія онъ сбивался; за урокомъ географіи обращалъ озера въ горы, горы въ рки и рки въ материки, возвращая землю къ хаосу; а въ класс правописанія, «провалясь» на цломъ ряд простйшихъ дтскихъ словъ, спустился внизъ и долженъ былъ уступить другому жестяную медальку, которую носилъ съ такою гордостью въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ.

ГЛАВА VII