Похвала добродетели

— Отец приехал! Ваш учитель! — уточнил Азрет, точно они и сами не поняли, о ком идет речь. — С орденом! — продолжал он. — И кубики у него на воротнике красные...

— Между прочим, вами интересовался, — вставил Кайсын. — Где, говорит, эти славные девочки — Нафисат и Жаннет?

— Ну уж, будто! — с сомнением сказала Жаннет. — Можно подумать, что только о нас он и думал все это время.

— Думал не думал, а придется вам зайти в дом, — решительно заявил Азрет. — Надо все-таки знать приличие!

Обе девушки рассмеялись, — вот это здорово! Азрет, которого они считали мальчишкой, учит их вежливости. Но в дом, конечно, зашли.

Народу была тьма-тьмущая. Абидат сидела за столом напротив мужа и не сводила с него помолодевших от радости глаз. Она не могла понять всего, что он рассказывал гостям о войне, о том, как трудно было на фронте, как долго потом его из-за ранения не демобилизовывали. Но все это и не было ей важно. Важнее всего было то, что он сидит перед нею, живой, здоровый, и как бы в подтверждение того, что все это — не ее счастливый сон, время от времени поглаживает загрубевшей ладонью безвольно лежащую на скатерти смуглую руку жены.

А Бисолтан и молодой черноусый джигит принялись в это время во дворе за круторогого громадного барана, которого Абидат давно откармливала в ожидании мужа, чтобы устроить ему достойный курманлык[16]. Вообще-то она считалась на селе довольно прижимистой, но сегодня ничего не жалела для своих дорогих гостей.

Абдуллах заметил девушек, едва они переступили порог, но особенно обрадовался Нафисат и даже не подумал этого скрывать:

— О, кого видят мои глаза! Неужели передо мною та самая маленькая Нафисат? Ну, подойди, сестричка, дай-ка я обниму тебя...

Нафисат смело подошла к Абдуллаху, обняла его и уселась с ним рядом.

— Как хорошо, Абдуллах Османович, что вы снова с нами! Значит — опять в школу?

— Куда ж мне от вас деться? — пошутил учитель. — Я и в Карелии, когда по ночам казалось, что кровь леденеет от мороза, вспоминал и школу, и наш класс. Но сейчас мне придется немного подлечиться, врачи не велят сразу идти на работу, а можно ли спорить с врачами? Строгий народ. Насмотрелся я их в госпитале, пять месяцев провалялся.

— А что с вами? — спросила Жаннет.

— Да вот умудрился под самый конец войны поймать вражескую пулю. Не повезло... Однако если я сижу здесь, с вами, значит, очень даже повезло, — верно?

— Еще бы! — откликнулась Абидат. — Аллах, видно, услышал мой молитвы.

— Возможно, что именно поэтому я и уцелел, — с улыбкой подтвердил Абдуллах, и вновь обратился к девочкам: — Ну, что там у вас, в школе? Кто преподает физику? Как ребята? Как наш славный скалолаз Магомет? Все такой же тихоня? Я читал в нашей газете о его последнем восхождении, просто душа радовалась!

Он задавал вопросы, но не успевал выслушивать ответы — так много хотелось сразу узнать. Он смотрел на повзрослевшую красивую Нафисат и вспомнил один далекий день, очень далекий...

В те времена не все матери решались отдавать своих девочек в школу. Упрямилась и Буслимат, сколько ее ни уговаривали. Однажды Нафисат сама убежала утром из дому. Он усадил ее за парту вместе с другими ребятами, но едва начался урок, как разгневанная Буслимат ворвалась в класс, рванула дочку за руку и вывела из школы. Дома она прошлась по маленькой Нафисат тоненьким, но жгучим кизиловым прутиком, а потом заперла в курятнике. В середине дня учитель появился у них во дворе, но Буслимат холодно пригласила незваного гостя в дом.

— Слушай, Буслимат, — пытался он смягчить женщину, — не думаешь ли ты, что если Нафисат не будет учиться, мы закроем школу? Нет, этого не произойдет.

— А я и не думаю. Не моя печаль — закроете или нет, а дочку вам не отдам.

— Как знаешь, — продолжал он. — Видно, очень тебе хочется, чтобы и Нафисат выросла такой, как ты, — ни читать, ни писать... Но ведь время-то теперь другое! Трудно придется невеждам.

Буслимат обиделась, но ответила довольно спокойно:

— Что хочешь говори, а дочку свою я сама выучу тому, что нужно знать женщине, — продолжала она уже немного спокойнее. — Без ваших богопротивных книжек выучу. Ясно тебе?

— Нет, Буслимат, ничего ясного в твоих словах нету.

— А раз так, тогда и до свидания! — сказала мать и, схватив ведра, направилась к ручью.

Но он преградил ей путь и спросил:

— Шами Гежеевой дочку знаешь?

— Да кто ж ее не знает? — ответила Буслимат. — Когда у них корова пала, я каждый день носила для девочки молоко. Слава аллаху, хорошая выросла девочка, здоровая, хоть и рано без отца осталась.

— Да, девчонка что надо! — согласился Абдуллах. — И, между прочим, аккуратно посещает школу, прекрасно читает и пишет, — способная девочка!

— Ну и что? — вскинулась Буслимат, поняв, к чему гнет учитель. — Каждая мать по-своему растит ребенка. Шами захотела — отвела ее в школу; я не хочу — значит, не отведу.

— Ну-ну, смотри, — сказал он, делая вид, что сдался. — Только не пожалей потом. Сегодня еще Нафисат могла бы нагнать своих сверстниц, а потом труднее будет. Не позавидовать бы тебе Гежеевой, что у нее дочка хоть и моложе твоей, а в отличницах ходит.