Похвали меня

Он стоит у изножья кровати и смотрит на меня, нахмурившись, пропуская сквозь пальцы шелковую ленту.

– Сколько я заплатил за этот час с тобой?

– Эмерсон, вы не можете заплатить такие…

– Расслабься! – приказывает он.

– Я не понимаю.

Эмерсон приподнимает бровь и, склонив голову, смотрит на меня.

– Ты хочешь, чтобы я остановился, Шарлотта? Если ты боишься, я могу выйти за дверь прямо сейчас.

– Нет… – шепчу я.

– Ты мне доверяешь?

– Да.

– Тогда расслабься.

От холода его голоса у меня по спине пробегают мурашки, и я заставляю себя дышать. Я лежу, откинувшись на кровати, и смотрю в потолок. Эмерсон подходит к моей голове и, запустив руку мне за спину, возится с застежкой лифчика. Она расстегивается, и он стягивает его, освобождая мою грудь. Затем сводит мои запястья вместе и связывает их черным шелком.

Меня бьет легкая дрожь, но я изо всех сил стараюсь это скрыть. И теперь я понимаю: если Эмерсон зол на меня, он сделает что-то, чтобы меня наказать. И как ни странно, именно этого я и хочу.

Смотрю, как он возвращается к ящику и достает еще один кусок шелка.

– Мы не придумали стоп-слово, потому что оно нам пока не было нужно.

Стоп-слово? Мой желудок сжимается.

– Если ты захочешь, чтобы я остановился, просто скажи «пощади». Поняла?

– Да, сэр.

Я раз за разом мысленно повторяю это слово, чтобы не забыть его.

Пощади. Пощади. Пощади.

Но оно мне не понадобится, верно? Он точно не сделает мне больно.

– Шарлотта, скажи мне, как ты думаешь, почему я наказываю тебя сегодня вечером?

Я делаю вдох и смотрю на него. Черты лица Эмерсона смягчились, и я переключаю внимание на полоску ткани в его руках, зная, что через минуту она закроет мне глаза, и мне нужно быть к этому готовой.

– Потому что я… ммм… – беспомощно бормочу я. – Это из-за денег, да?.. Потому что я обошлась вам в семьдесят пять тысяч долларов?

Он рычит и делает шаг ко мне. Затем, закрыв мне глаза тканью, холодно отвечает:

– Нет.

Комната становится черной. Он завязывает шелк у меня на затылке, и дыхание учащается. Все мгновенно становится напряженнее, мои ноги хотят сбросить с себя путы. Я чувствую себя страшно незащищенной.

Когда его мягкие руки начинают гладить меня по щекам, невольно вздрагиваю.

– Я заплатил эти деньги, потому что ты того стоишь, Шарлотта. Я поставил тебя на эту сцену в надежде на то, что ты увидишь это сама, но, наблюдая за тобой там, я понял, что ты все равно не поверишь.

Что? Это все из-за того, что я считаю, будто не стою таких денег? Не иначе как он шутит.

– Я не любитель эротической порки, и, если я правильно помню, тебе не нравилась идея, чтобы тебя шлепали, верно?

– Хмм… да, я имею в виду…

Он гладит меня по голове.

– Расслабься.

Я вынуждена делать усилие, чтобы вдохнуть. Хочу, чтобы он снова прикоснулся ко мне.

– К счастью, есть и другие способы преподать тебе урок. И я признаюсь тебе в чем-то…

Я слышу, как он что-то делает в другом конце комнаты – открывает ящик, передвигает вещи, кладет что-то на кровать. Не могу сказать, что это такое, но меня переполняет любопытство.

– Что?

Он приближает рот к моему уху и шепчет:

– Я запомнил все, что ты написала в том списке.

Черт. Мой разум мечется, пытаясь вспомнить, сколько баллов я поставила этим пунктам, но их было больше двухсот. Неужели он и вправду все это запомнил?

– Глубокий вдох, – шепчет он мне в ухо.

Как только я вдыхаю, что-то сильно зажимает мой правый сосок. Я вскрикиваю и извиваюсь, пытаясь избавиться от боли, но она не прекращается. Мне требуется секунда, чтобы понять, что это зажим для сосков.

Моя грудь вздымается. Я принимаю боль, позволяя ей овладеть мной.

– Сколько я заплатил, Шарлотта?

Мой мозг ищет ответ.

– Семьдесят пять… – выдыхаю я.

– Думаешь, это было слишком много?

– Да, – шепчу я, зная, что произойдет, до того, как успеваю произнести еще хоть слово.

Когда защелкивается второй зажим, я уже не вскрикиваю, потому что это не так неожиданно, как первый, но зато больнее.

Теплые влажные губы прижимаются к моей груди, и я мычу в ответ.

– Ты понимаешь, почему я злюсь на тебя?

– Нет.

Его руки чертят линии на моих боках, на бедрах, залезают мне в трусы. И я заранее знаю, что сейчас произойдет. Быстрым движением он сдергивает их с меня, легко разрывая тонкую ткань на две части. Я лежу голая, привязанная к кровати, и меня наказывают. Мне жарко и страшно, и я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Его пальцы касаются моей промежности, и я вскрикиваю. Я уже так возбуждена, что от одного прикосновения готова взорваться.

– Потому что ты моя, Шарлотта. И я не люблю, когда кто-то плохо говорит о том, что принадлежит мне. Ты думаешь, у меня плохой вкус?

– Нет… – задыхаюсь я.

Он проводит указательным пальцем между складками клитора, и мне хочется большего. Потом Эмерсон вдавливает палец внутрь меня, как будто играет со мной, дразнит.

– Думаешь, я дурак, что столько плачу за тебя?

– Нет!

Он кружит вокруг моего клитора, и я тщетно дергаюсь в путах.

– Ты стоишь семьдесят пять штук, Шарлотта?

Пытаюсь придвинуться к нему ближе, я жажду новых ощущений. Но всякий раз, когда я приближаюсь к кульминации, он ослабляет давление.

– Ответь мне! – требует он.