Что я могла ему ответить? Что не везде так грустно, как у нас или что и на нашей планете сильный помогает слабому. Даже в мыслях звучало как-то нелепо, словно, я пытаюсь оправдаться. Но я не буду. Не я выбрала этот мир, но мне жить здесь. Здесь мне поднимать моих приёмышей, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы их жизнь была наполнена радостью, теплом и любовью. И вообще, весь мой мир уже давно сосредоточился лишь на детях.
— Извини, Светлана, — после продолжительного молчания повинился Радж. — Я наговорил лишнего.
— Всё в порядке, Радж, я не обиделась, — натянуто улыбнулась я. — Ты лучше скажи, зачем у джинсов на карманах есть эта нелепая клёпка?
— Для крепости швов. Их же для рабочих придумывали, а они чего только не пихали в эти карманы.
— Вот же блин!
Наши ночные разговоры с Раджем стали своего рода традицией. И моим каждодневным допингом. Как бы ни уставала на работе или дома, я с нетерпением ждала вечерних разговоров с одним всезнайкой.
После того, как на скорой увезли Ефросинью Александровну, он стал, словно бы, приглядывать за нами. Рассказывал, если Сашка опять до ночи сидит в интернете, или заметит, что Анюта наша грустная домой шла.
Я не понимала, чем вызвана эта забота, но просто таяла от неё.
За столько лет взрослой самостоятельной жизни я совсем отвыкла, что кому-то есть дело до того, успела ли я позавтракать перед работой и почему выбежала из подъезда нараспашку. Конечно, я не строила иллюзий об отношениях с загадочным иномирцем, тем более, что Радж неоднократно рассказывал о том, что их исследования практически завершены и они скоро улетят с нашей планеты. Поэтому я просто наслаждалась его вниманием и заботой.
А вот от нашей бабушки в последнее время вестей не было. Врач к телефону не подходил, а в справочной больницы никакими сведениями не располагали.
— И вообще, девушка, это врачебная тайна.
Твердо настроилась съездить в город на выходных и попытаться встретиться с Ефросиньей Александровной. Уже неделю, как в больнице лежит, а толком и не выяснили ничего.
Или выяснили и нам просто говорить не хотят?
Получается, детей с собой лучше не брать, чтобы не расстраивать лишний раз. Тем более у Анечки день рождения скоро. Лучше просто привет от бабушки передать и шоколадку.
Ой! А я-то ей что подарю?
Ничего умнее нового телефона придумать не получалось, но у нас с таким агрегатом ходить всё-таки было опасно, могут и зажать где-нибудь, не посмотрят и на то, что телефон в кармане ребёнка. А может зонтик новый?
Вот же! У меня ведь денег полно, и теперь я точно знаю, чем порадовать ребёнка. Полный комплект книг о мальчике, который выжил, порадует кого угодно. Так, теперь бы вспомнить, где какой перевод…
Телефон, лежащий передо мной на столе, зазвонил настолько неожиданно, что я даже не сразу поняла, что это моя персона в очередной раз кому-то понадобилась.
— Алло, добрый вечер. Светлана Андреевна?
— Добрый вечер, да, а с кем я разговариваю?
— Это вас беспокоят из городской больницы. Позавчера вечером наша пациентка Рябова Ефросинья Александровна была переведена в реанимацию, мы не хотели с вами сразу связываться, всё-таки небольшая надежда на выздоровление была, но полчаса назад она скончалась, не приходя в сознание.
Я молча сжимала телефонный аппарат, даже не зная, что мне делать дальше.
И как я скажу об этом детям?
Медсестра тем временем буркнула в трубку: «Примите наши соболезнования» и отключилась.
Глава 7.3
Как много слёз было пролито в этот вечер!
Потеря единственного родного человека в состоянии подкосить и сильного духом, что уж говорить о двух подростках, не знающих никого роднее бабушки?
Весь вечер Анюта просидела, спрятавшись у меня подмышкой.
Бедная моя девочка, как бы мне хотелось спрятать тебя ото всех опасностей мира. Я сидела рядом с Анечкой, гладила её тоненькие светлые волосы и с тревогой смотрела, как Сашка ходит из угла в угол.
Только бы не пошёл на улицу! Я видела, стены душат его: несколько раз он буквально хватал воздух ртом и продолжал мерить шагами квартиру.
Но за порогом безлюдная улица, всё ещё утопающая в клубах тумана и я, наверное, сойду с ума, если сейчас Сашка выскочит за дверь.
Он всеми силами старался взять под контроль свои эмоции и не показать нам, как ему на самом деле больно. Но именно бабушка долгие годы заменяла Сашке и маму, и папу. Меня он воспринимал скорее за старшую сестру, нежели за мать, в отличие от Анечки. И сейчас на него обрушилось понимание невосполнимости утраты.
И когда Сашка в очередной раз зашёл на кухню, где расположились мы с Аней, и взял в руки стакан с водой, я заметила, как сильно дрожат его пальцы, а глаза лихорадочно блестят от скопившихся слёз.
— Сашка, — тихо прошептала я, глядя на страдания ребёнка и не в силах облегчить их.
Но одно это слово обрушило все тщательно возводимые барьеры сдержанности и хладнокровия. Мой мальчик мешком упал на ближайший стул и отчаянно зарыдал, спрятав лицо в ладонях.
Так и просидели весь вечер на кухне. Плакали, вспоминали о нашей бабушке и… думали, как быть дальше.