Покидая мир

Я кашлянула, призывая аудиторию к тишине, поздоровалась и вернулась к обсуждению «Американской трагедии», а точнее, к мрачной сцене, предшествующей казни Клайда за преступление, которого он не совершал. Завладев вниманием студентов описанием казни на электрическом стуле, я задала вопрос, знает ли кто-нибудь, какое произведение искусства вдохновило Драйзера на написание романа. Никто не ответил. На одном из последних рядов Лорри Квастофф хотела было поднять руку, но испуганно ее опустила. Я заметила это движение.

— Мисс Квастофф, — обратилась я к ней, — мне показалось, вы хотите что-то сказать.

Едва я произнесла «мисс Квастофф», как Майкле, повернувшись к приятелям, скорчил обезьянью рожу. Когда он это проделал, Лорри вдруг решительно поднялась. Слишком громко, пронзительно она заговорила:

— Достоевский. Вот ответ. Драйзер любил «Преступление и наказание»… и тоже обратился к теме угрызений сов… сов… сов…

Лорри застряла на этом слоге и продолжала его повторять. Из угла Майклса и его «дружины» явственно доносилось хихиканье. А когда я услышала, как он передразнивает Лорри («Сов… сов… сов…», — повторял он громким шепотом), то не выдержала и взорвалась.

— Мистер Майкле, — крикнула я, — будьте любезны встать.

Воцарилась тишина, и Майкле с недовольным видом повернулся ко мне.

— Я сказала, встаньте немедленно.

Майкле неохотно поднялся, сверля меня глазами: его пристальный взгляд должен был, видимо, меня устрашить, но я лишь покачала головой.

— Что вы только что сказали? — спросила я.

— Ничего я не говорил.

— Неправда, и вы это знаете. Вы передразнивали мисс Квастофф.

— Нет, не было этого…

— Я слышала вас очень отчетливо, мистер Майкле. Вы стали повторять « сов… сов… сов», когда у мисс Квастофф вышла заминка. Кто-нибудь еще слышал, что мистер Майкле передразнивал мисс Квастофф?

— Я слышала, — ответила Лорри Квастофф. — И он всегда так делает, постоянно меня дразнит. И называет меня «придурок» или «урод». Он грубиян и задирает меня, чтобы похвастаться перед своими друзьями.

— Да ладно, извините, если я… — начал Майкле.

— Вы уже просили прощения после того, как нагрубили мне во время моей лекции, — оборвала я, — и я пошла вам навстречу. Только поэтому вы сегодня находитесь здесь. Но вы не успокоились, хуже того, позволили себе публично издеваться над человеком, испытывающим проблемы… после такого вам не обойтись простым извинением. Я повторно включу вас в рапорт, мистер Майкле, и на сей раз это закончится для вас временным исключением. А теперь убирайтесь из аудитории.

Майкле в этот раз не стал искать поддержки у дружков. Он устремился к выходу, но задержался и, обернувшись ко мне, выкрикнул:

— Если думаете, что это вам сойдет с рук, вы ошибаетесь.

После этого он с силой хлопнул дверью.

После занятия я попросила Лорри Квастофф задержаться. Когда остальные студенты вышли и аудитория опустела, она подошла к моему столу. Девушка была возбуждена и покачивалась вперед-назад.

— Теперь они меня достанут. Точно достанут. Они мне отплатят. Зачем только вы меня вызвали?..

Ее раскачивание усилилось, и мне пришлось положить ей на плечо руку, успокаивая:

— Лорри, я вам обещаю, вас не тронут, только сделайте то, о чем я вас попрошу.

— А если я не сделаю то, о чем вы попросите?

— В общем-то, тоже не конец света. Но так мы могли бы положить конец всем издевкам. И мы этого добьемся, поверьте.

— Его исключат до конца семестра?

— Непременно — я сумею настоять на своем.

— Вы хотите, чтобы я что-то написала?

— Вы меня опередили.

— Как Достоевский опередил Драйзера.

У себя в кабинете я не мешкая написала рапорт куратору. Лорри — я попросила ее сделать все в течение часа — не подвела и подсунула под мою дверь письменное заявление, после чего поспешно скрылась. Я высунула голову наружу, но не успела даже окликнуть девушку — та уже завернула за угол. Я подняла листок. Текст был написан удивительно живым и выразительным языком и обстоятельно описывал, как Майкле и его компания издевались над девушкой и преследовали ее на протяжении полутора семестров. Я тут же исправила заключительный абзац своего рапорта. Теперь он гласил: