Поклонник

– Прости, не успела их сделать, но в следующий раз специально для тебя постараюсь, – ядовито отвечаю я.

Иногда меня изводит ревность, хотя я стараюсь не показывать этого.

– А что, Стас не просил? – продолжает Матвей, который наслаждается моей злостью.

– Представь себе, нет. Не все же такие, как ты.

– Такие же прекрасные. Что за картина? – уже другим тоном спрашивает он, наткнувшись в галерее на одну из моих любимых работ Эндрю Уайета.

– «Мир Кристины». Чудесная, правда? – спрашиваю я.

На поле сидит девушка и смотрит на свой дом.

– Что в ней чудесного? – недоумевает Матвей. Просто девушка. Просто сидит. Просто смотрит на дом.

– Ты не прав. Приглядись. Это не просто пастораль.

Матвей всматривается в картину, хмурится, пытается понять.

– Художник изобразил свою соседку, которая страдала из-за серьезного заболевания и не могла ходить, только ползать. Однако при этом она обладала такой силой духа, что не хотела, чтобы за ней ухаживали, и передвигалась сама. Кристина не просто сидит, разглядывая пейзаж, ей предстоит на руках проползти все это поле до своего дома. Приглядись к ее рукам, к ее волосам, к ее позе. Она напряжена, но не собирается сдаваться. Сначала я долго не понимала смысла этой картины, а когда до меня дошло, заплакала. Мир не такой, каким он может казаться на первый взгляд, говорю я, чувствуя, как щиплет глаза.

– Почему ты плачешь? – спрашивает Матвей с удивлением.

– Я не плачу.

– Я вижу слезы.

– Я… Просто картина прекрасна. Когда я думаю о ней, на глаза наворачиваются слезы. Слезы – это не всегда плакать.

– Дурочка, – неожиданно мягко говорит Матвей и гладит меня по волосам. – Раз эта Кристина была такой сильной, радуйся за нее, а не плачь.

Я прячу лицо.

Посадка не такая мягкая, как обычно, – нас немножко трясет, но пилоты сажают самолет уверенно. Забывшись, я аплодирую им, как делала раньше, но Матвей так странно на меня смотрит, что я опускаю руки. Мне не хочется казаться в его глазах восторженной дурочкой.

Стюардесса тепло с нами прощается.

– Вы очень красивая пара, – с улыбкой говорит она нам. – Надеюсь, вы пронесете свою любовь и нежность через много-много лет.

Я благодарю ее искренне, от всего сердца, а Матвей смотрит так, будто она обозвала его, и стюардесса моментально меняется в лице.

– О, простите, наверное, что-то не то сказала, спешно добавляет она.

– Все хорошо, – отвечаю я. – Спасибо еще раз большое! Это был потрясающий полет!

Покинув аэропорт, мы садимся в большой внедорожник, который уже ждет нас. Улыбчивый водитель ставит сумки в багажник, и мы едем. Матвей снова смотрит в свой телефон, а я верчу головой в разные стороны. Мне все интересно. Аэропорт находится километрах в двадцати от города, но мы едем не в Мурманск, а направляемся к побережью Баренцева моря. Водитель говорит, что проехать нужно около ста тридцати километров.

Отчего-то я думала, что всюду нас будет ждать снег – все-таки мы на Кольском полуострове, за полярным кругом, однако снега нет, зато холоднее градусов на десять, чем в Москве. Из окна я любуюсь осенними заполярными красками. Я снова ошиблась – думала, что осень здесь будет бесцветной и однообразной, наполненной холодными красками, но это не так. Северная осень – яркая, акварельная, чуть подернутая легкой полупрозрачной дымкой, что придает ей меланхолии, а все ее краски теплые: желтые, оранжевые, красные. Даже безоблачное небо мягкого голубого цвета. Всюду сопки, камни, а еще ручьи, заводи и мелкие озера, и вода в них такого же цвета, как и небо.

Северная осень завораживает меня. Москва мокнет под дождем, зарядившим с ночи, а здесь сухо, хоть и холодно. Северная осень дышит солоноватым ветром.

– Можно остановиться? – говорю я.

– Зачем? – не поднимая головы, спрашивает Матвей, задумчиво касаясь тонкого шрама на подбородке.

Я давно заметила за ним такую привычку. А иногда он играет зажигалкой, когда думает о чем-то.

– Хочу сделать фотографии. Можно?

– Притормози, – велит он водителю.

Я выхожу из машины и делаю снимки, надеясь, что смогу передать осенние краски с помощью акварели. Я должна рисовать – с появлением в моей жизни Матвея я понимаю это все лучше и лучше.

– Сфотографируйте нас, – прошу я водителя, отдаю ему телефон и беру за руку Матвея, который жутко недоволен.

– Я не хочу, – говорит он.

– Пожалуйста, – прошу я. – Ну давай же. Смотри, как здесь красиво!

Он нехотя соглашается, встает рядом со мной, но не обнимает, и тогда я сама обнимаю его и кладу голову на плечо.

– Пусть это будет первой из наших общих счастливых фотографий, – улыбаюсь я, пока водитель делает снимки. И обнимаю Матвея за пояс, утыкаясь носом ему в грудь.

– Дурочка, – слышу я его тихий голос и висну на его шее – внезапно для самой себя. Настроение очень игривое, и я безумно хочу романтики.

– Покружите ее, классные кадры будут, – советует водитель, но Матвей не делает этого, а просто ставит меня на землю.

– В машину, – коротко приказывает он.

Мы снова трогаемся в путь.