В Англии никто не удивился тому, что он, приехав в Неаполь, продолжал коллекционировать живопись и начал собирать античные редкости. Зато всех изумил пробудившийся у него интерес к вулкану — это было что-то новенькое в привычках Кавалера. Быть помешанным на вулканах означало, бесспорно, нечто большее, чем сходить с ума по раритетам. Может, солнце припекло ему голову или сказывается ставшая легендарной распущенность южных нравов? Но вскоре просто увлечение рационально сузилось до научного интереса и эстетического наслаждения, поскольку извержение вулкана можно было назвать, применяя длинный описательный термин, прекрасным явлением природы. Поэтому ничего необычного не просматривалось в том, что Кавалер по вечерам приглашал гостей на свою загородную виллу неподалеку от вулкана полюбоваться извержением, подобно тому как любовались лунными затмениями кучки придворных в раннефеодальной Японии. Однако необычным здесь было то, что он хотел наблюдать извержение как можно ближе.
Кавалер вдруг понял, что его интересует жидкая лава. Он взял слугу и поехал с ним на сернистые земли, расположенные к западу от города, и там нагишом искупался в озере, образовавшемся около конуса потухшего вулкана. Прогуливаясь по террасе виллы в первые месяцы по приезде в Неаполь и рассматривая издали дремлющую на солнце огнедышащую гору, он невольно думал о том, что ее спокойное состояние усыпляет бдительность человека, а вслед за этим неизбежно грядет катастрофа. Над вулканом постоянно курился белый дымок, время от времени с гулом и свистом из жерла вырывалась струя пара, но к этому все уже давно привыкли и не боялись грозного предостережения. Правда, в 1631 году при извержении Везувия погибло 18 тысяч жителей Торре-дель-Греко, еще более сильная катастрофа разразилась много веков ранее, когда были погребены под слоем пепла Помпеи и Геркуланум и героически погиб римский адмирал и ученый Плиний Старший[5]
. Но с тех пор ничего особенного, что заслуживало бы названия катастрофы, не происходило.Вулкан обязательно должен был пробудиться и начать сыпать искрами и изрыгать пепел, привлекая внимание весьма занятого и не в меру любопытного британского посланника. И первое же извержение произошло спустя год после его приезда в Италию.
Сначала стал густеть и увеличиваться в размерах столб пара, поднимающийся из недр вулкана. Черный дым смешивался с ним, а с наступлением темноты сияние над горой в виде конуса приобретало красноватый оттенок. В ту пору Кавалер в основном собирал античные сосуды и небольшие вещицы, найденные при раскопках, которые можно было приобрести незаконным путем. Но уже тогда он начал изредка подниматься вверх, к кратеру вулкана, и делать кое-какие заметки. Во время четвертого восхождения, почти достигнув самого кратера, он увидел появившийся на поверхности склона бугор серы высотой около двух метров, которого неделю назад еще не было. А когда Кавалер вскарабкался на этот покрытый снегом склон в следующий раз (дело происходило в ноябре), верхушка бугра излучала голубоватое сияние. Он подобрался поближе, вытянулся на цыпочках, но тут над ним (а может, сзади) раздался оглушительный грохот, словно выстрелили из пушки, сердце у него оборвалось, и Кавалер в страхе отпрянул назад. Что же он увидел? Метрах в сорока повыше, из самого кратера, вырывалось черное облако дыма, а вслед за ним вылетел дугой целый град камней, один из которых шлепнулся совсем рядом. Да, да, так все и было.
Словом, Кавалер своими глазами узрел нечто такое, о чем давно уже мечтал.
Когда же в марте следующего года началось настоящее извержение, когда над вулканом поднялось огромное грибовидное облако, (точь-в-точь как описывал племянник Плиния в письме Тациту[6]
, и из кратера выплеснулась магма, Кавалер в этот момент находился дома и играл на виолончели. Наблюдая тем же вечером за извержением с крыши посольского дворца, он заметил, как сквозь дым начинают мелькать языки красноватого пламени. А через несколько дней раздался громовой взрыв, и из жерла вулкана вылетел целый фейерверк раскаленных докрасна камней. В тот же вечер в семь часов из кратера стала выплескиваться жидкая лава, и поток ее направился в сторону Портичи.Прихватив с собой слугу, младшего конюха и местного провожатого, он выехал из города верхом на лошади и всю ночь провел на склоне огнедышащей горы. Всего в каких-то двадцати метрах от него несся поток расплавленной магмы, в котором плыли, словно лодки, раскаленные угли и шлаки. Глядя на поток, Кавалер не ощущал страха, наоборот, воспринимал это явление почти как долгожданную мечту, наконец-то сбывшуюся. Занимался рассвет, и он начал спускаться вниз. Только пройдя где-то около полутора километров, он догнал конец лавы, которая затекла в глубокую расщелину и застыла там.