Поклонник вулканов

Все они составляли одну семью, творившую зло. Семья эта являла собой пример государственного управления, но управления вредоносного, чрезвычайно дурного, против которого и разразилась революция. Одно из последствий прежнего режима, где бразды правления передавались по наследству, заключалось в том, что заметной и довольно реальной властью обладали женщины, правда, таких примеров немного. Иногда сами монархи, а чаще их советники, которые были сыновьями, мужьями, братьями или еще какими-то близкими родственниками царствующих дам, не могли полностью исключить своих родственниц из семейной жизни. (При новом же образе правления органом власти является ассамблея или собрание, состоящее исключительно из мужчин, поскольку оно приобретает законность из гипотетического согласия между равными. Женщины же в ассамблею допускаются с ограничениями, ибо считается, что они недостаточно умственно развиты или не вполне свободны и не могут быть полноправными партнерами в таком согласии.)

Были и такие семьи, дурно осуществляющие власть, в которых женщины верховодили. Определенная часть скандальных дел из-за неверного и злого правления возникла как раз в связи с явно доминирующей ролью женщин. Другая семейная драма старого режима — это выпячивание на передний план женщин с сильным характером, поставивших крест на свойственных их полу функциях (воспитание детей, домашнее хозяйство, любительское увлечение искусством) и рвущихся к власти, женщин порочных, поработивших слабохарактерных и развративших добропорядочных мужчин посредством чар и сексуальных ухищрений.

Бессердечность и мстительный нрав Кавалерши иллюстрируют множество всяких былей и небылиц.

Вот возьмем, например, преследование либерального аристократа Анджелотти, которого в свое время арестовал и засадил в темницу Скарпиа за хранение запрещенных книг. А позднее Анджелотти снова влип в историю и подвергся безжалостным гонениям со стороны супруги Кавалера за то, что много лет назад нанес ей смертельную обиду, публично рассказав о ее грязном и недостойном прошлом.

Это случилось в 1794 году, в год террора, когда Скарпиа получил задание от королевы выявить и изловить республиканских заговорщиков и последователей Французской революции. Во время большого приема во дворце британского посланника Кавалерша, как всегда, своим громким, несколько визгливым голосом рассказывала о дорогой-любимой королеве, об ужасах французов, о подлостях и позоре революции и о вероломстве некоторых аристократов, которые осмелились выражать симпатии могильщикам порядка и приличий и к тому же еще и убийцам родной сестры королевы, к этим предателям, сказала она, нельзя проявлять никакого снисхождения.

На этом памятном приеме присутствовал, и маркиз Анджелотти. Хотя он и не считал себя объектом нападок супруги британского посланника, поскольку в ту пору не был еще антироялистом, тем не менее воспринял ее слова как личное оскорбление. Может быть, он просто не знал тогда о ее бестактности и агрессивности, о чем было известно многим. А может, ему не нравились чересчур болтливые женщины. Так или иначе, но рассказывают, что ее злобная тирада против республиканцев настолько задела маркиза за живое, что он схватил бокал с вином обеими руками и высоко поднял его.

— Хочу предложить тост за хозяйку этого дома, — громко выкрикнул Анджелотти, — и удостовериться, что имею удовольствие видеть ее в таком хорошем настроении и такой же возбужденной в месте, столь разительно отличающемся от того, где впервые повстречал ее.

За столом зашептались, все взгляды устремились на маркиза.

— Где же это было? Ну что же вы не спрашиваете? — выкрикнул он снова.

В ответ — красноречивое молчание.

— В Лондоне, — продолжал маркиз громким голосом, — в Воскхолл-гардене. Много лет тому назад. Да, да. Смею утверждать, что имею честь быть знакомым с женой Кавалера дольше, чем любой из сидящих здесь за столом, в том числе и его превосходительство, ее супруг.

Кавалер поперхнулся — только он один во время тирады Анджелотти продолжал жевать как ни в чем не бывало.