Покой

Но я оплошал, и теперь в моем доме функциональные комнаты перемежаются с «музейными»; стоит попытаться вспомнить, где расположены последние — или, если уж на то пошло, где лестницы или чулан, в котором я когда-то держал зонтик, — как я теряюсь в лабиринте безымянных картин и дверей, открывающихся в никуда. «Грязь занесла следы веселых игр; тропинок нет в зеленых лабиринтах»19. (Помню, как архитектор разворачивал синие чертежи на столе в обеденном уголке моей маленькой квартиры, и случалось это неоднократно, поскольку изменениям и совещаниям — как тогда казалось — не было конца. Помню квадраты и прямоугольники, которым предстояло стать комнатами, как архитектор снова и снова говорил мне, что комнаты без окон будут темными, — точнее, мы предусмотрели для них окна в соответствующих местах, всегда прикрытые шторами или ставнями, рассеивающими свет; или загороженные разрисованными ширмами, потому что тетя Оливия так загородила некоторые окна у себя дома, подражая, как мне думается, Элизабет Барретт; или открывающийся из них вид будет декорацией, как в кукольном театре. Но я не помню их расположения относительно этой длинной закрытой веранды, в которой обитаю, не помню даже, на каком они этаже. Наверное, мне следовало бы выйти на улицу и, если получится, обойти весь дом, заглядывая в окна, как вор, отмечая нанесенный зимой ущерб. Но это кажется избыточным и чрезмерным для человека, который только и мечтает о том, чтобы побродить по собственному дому, а не вести себя так, словно попал в «комнату смеха» на ярмарке, где все стены если не стеклянные, то зеркальные.)

— Вы обещали, мистер Вир, что, если я пропишу вам лекарство от инсульта, вы будете сотрудничать со мной — пройдете определенные тесты.

— Я совсем забыл о вас. Я думал, вы ушли.

— Подождите минутку, я кое-что отодвину. Вот, видите? Это зеркало. Сбоку у него колесики.

— Похоже на зеркало в «комнате смеха».

— Вот именно. Встаньте перед ним, пожалуйста. Видите, когда я поворачиваю колесо, область зеркала, прилегающая к нему, искажается; вы понимаете, к чему я веду?

— Это ведь металл, не так ли? Стекло так себя не ведет.

— Думаю, это пластик с серебряным покрытием. Вы понимаете, как это работает?

— Конечно.

— Очень хорошо. Теперь я хочу, чтобы вы встали прямо там и отрегулировали колесики: пусть ваше отражение сделается таким, каким оно должно быть.

Я вращаю волшебные колеса, придавая себе то внушительную необъятность в области половых органов, то корпоративное пузо, положенное крупному промышленнику, то узкую талию и преувеличенные плечи трудяги-ковбоя, пока, наконец, не привожу все в порядок. Поджав губы, доктор Ван Несс записывает цифры на каждом переключателе (их пять) и сравнивает с цифрами на листке бумаги, который берет со стола.

— Как я справился?

— Очень хорошо, мистер Вир. Возможно, даже слишком хорошо. Вы безупречно отобразили каждую из психосоматических областей тела; другими словами, индивидуально обусловленная реакция равняется нулю. Я бы сказал, что это указывает на очень высокий уровень самоконтроля.

— Хотите сказать, я так выгляжу?

— Да, именно так. Пугающий вид, не правда ли?

— Нет, отнюдь. А я, оказывается, гигант. Мысли… то есть, мысли в процессе были только о том, как бы не погрешить против истины.

— Вы не очень высокого роста, мистер Вир.

— Нет, но выше, чем думал. Это радует.

— Мне показалось, или пару секунд назад вы исподволь назвали себя «гигантом мысли»?

— Я пошутил. Повеселил самого себя. Увы, со мной так бывает часто — я не жду, что собеседники поймут мои шутки, и они их действительно понимают лишь изредка.

— Ясно. — Доктор Ван Несс что-то записывает.

— Знаете, мне от вас на самом деле требовалась только консультация о влиянии физических упражнений на последствия инсульта. Я ее получил, и теперь должен вас устранить.

— Вы действительно думаете, что вам это под силу, мистер Вир?

— Конечно. Мне нужно лишь обратить свой ум на что-то другое — естественно, с вашей точки зрения это недоказуемо, ведь вы не сможете узреть доказательство.

— Вам кажется, что вы можете контролировать весь мир… силой мысли?

— Речь об этом мире, а не о реальном. В реальности я пожилой человек, больной и одинокий, не способный ничего изменить. Но этот мир — ныне ваш единственный мир, Ван Несс, — я создал из собственного воображения и воспоминаний. Этой беседы между нами никогда не было, однако я хотел посоветоваться насчет инсульта.

— Вы можете заставить меня встать на голову? Или посинеть?

— Я предпочитаю, чтобы вы оставались самим собой.

— Я тоже. Вы, наверное, помните, мистер Вир, что, когда я давал вам совет насчет этого будущего инсульта, вы обещали взглянуть на кое-какие карточки. Вот, пожалуйста.

— И что же мне делать?

— Переверните первую. Расскажите мне, кто эти люди и чем они заняты.

2. Оливия