Читаем Покой нам только снится полностью

В толпе больной и похотливой…

Уже ни чувств, ни мыслей нет,

В пустых зеницах нет сиянья,

Как будто сердце от скитанья

Состарилось на десять лет…

Вот робкий свет фонарь роняет…

Как женщина, из-за угла

Вот кто-то льстиво подползает…

Вот – подольстилась, подползла,

И сердце торопливо сжала

Невыразимая тоска,

Как бы тяжелая рука

К земле пригнула и прижала…

И он уж не один идет,

А точно с кем-то новым вместе…

Вот быстро под гору ведет

Его «Краковское предместье»;

Вот Висла – снежной бури ад…

Ища защиты за домами,

Стуча от холода зубами,

Он повернул опять назад…

Опять над сферою Коперник

Под снегом в думу погружен…

(А рядом – друг или соперник –

Идет тоска…) Направо он

Поворотил – немного в гору…

На миг скользнул ослепший взор

По православному собору.

(Какой-то очень важный вор,

Его построив, не достроил…)

Герой мой быстро шаг удвоил,

Но скоро изнемог опять –

Он начинал уже дрожать

Непобедимой мелкой дрожью

(В ней всё мучительно сплелось:

Тоска, усталость и мороз…)

Уже часы по бездорожью

По снежному скитался он

Без сна, без отдыха, без цели…

Стихает злобный визг метели,

И на Варшаву сходит сон…

Куда ж еще идти? Нет мочи

Бродить по городу всю ночь. –

Теперь уж некому помочь!

Теперь он – в самом сердце ночи!

О, черен взор твой, ночи тьма,

И сердце каменное глухо,

Без сожаленья и без слуха,

Как те ослепшие дома!..

Лишь снег порхает – вечный, белый,

Зимой – он площадь оснежит,

И мертвое засыплет тело,

Весной – ручьями побежит…

Но в мыслях моего героя

Уже почти несвязный бред…

Идет… (По снегу вьется след

Один, но их, как было, двое…)

В ушах – какой-то смутный звон…

Вдруг – бесконечная ограда

Саксонского, должно быть, сада…

К ней тихо прислонился он.


Когда ты загнан и забит

Людьми, заботой, иль тоскою;

Когда под гробовой доскою

Всё, что тебя пленяло, спит;

Когда по городской пустыне,

Отчаявшийся и больной,

Ты возвращаешься домой,

И тяжелит ресницы иней,

Тогда – остановись на миг

Послушать тишину ночную:

Постигнешь слухом жизнь иную,

Которой днем ты не постиг;

По-новому окинешь взглядом

Даль снежных улиц, дым костра,

Ночь, тихо ждущую утра

Над белым запушённым садом,

И небо – книгу между книг;

Найдешь в душе опустошенной

Вновь образ матери склоненный,

И в этот несравненный миг –

Узоры на стекле фонарном,

Мороз, оледенивший кровь,

Твоя холодная любовь –

Всё вспыхнет в сердце благодарном,

Ты всё благословишь тогда,

Поняв, что жизнь – безмерно боле,

Чем quantum satis[17] Бранда воли,

А мир – прекрасен, как всегда.

…………….

Двенадцать

1

Черный вечер.

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер –

На всем божьем свете!


Завивает ветер

Белый снежок.

Под снежком – ледок.

Скользко, тяжко,

Всякий ходок

Скользит – ах, бедняжка!


От здания к зданию

Протянут канат.

На канате – плакат:

«Вся власть Учредительному Собранию!»

Старушка убивается – плачет,

Никак не поймет, что значит,

На что такой плакат,

Такой огромный лоскут?

Сколько бы вышло портянок для ребят,

А всякий – раздет, разут…

Старушка, как курица,

Кой-как перемотнулась через сугроб.

– Ох, Матушка-Заступница!

– Ох, большевики загонят в гроб!


Ветер хлесткий!

Не отстает и мороз!

И буржуй на перекрестке

В воротник упрятал нос.


А это кто? – Длинные волосы

И говорит вполголоса:

– Предатели!

– Погибла Россия!

Должно быть, писатель –

Вития…


А вон и долгополый –

Сторонкой – за сугроб…

Что нынче невеселый,

Товарищ поп?


Помнишь, как бывало

Брюхом шел вперед,

И крестом сияло

Брюхо на народ?..


Вон барыня в каракуле

К другой подвернулась:

– Ужь мы плакали, плакали…

Поскользнулась

И – бац – растянулась!


Ай, ай!

Тяни, подымай!


Ветер веселый

И зол, и рад.

Крутит подолы,

Прохожих косит,

Рвет, мнет и носит

Большой плакат:

«Вся власть Учредительному Собранию»…

И слова доносит:


…И у нас было собрание…

…Вот в этом здании…

…Обсудили –

Постановили:

На время – десять, на ночь – двадцать пять…

…И меньше – ни с кого не брать…

…Пойдем спать…


Поздний вечер.

Пустеет улица.

Один бродяга

Сутулится,

Да свищет ветер…


Эй, бедняга!

Подходи –

Поцелуемся…


Хлеба!

Что впереди?

Проходи!


Черное, черное небо.


Злоба, грустная злоба

Кипит в груди…

Черная злоба, святая злоба…


Товарищ! Гляди

В оба!

2

Гуляет ветер, порхает снег.

Идут двенадцать человек.

Винтовок черные ремни,

Кругом – огни, огни, огни…


В зубах – цыгарка, примят картуз,

На спину б надо бубновый туз!


Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!


Тра-та-та!


Холодно, товарищ, холодно!


– А Ванька с Катькой – в кабаке…

– У ей керенки есть в чулке!


– Ванюшка сам теперь богат…

– Был Ванька наш, а стал солдат!


– Ну, Ванька, сукин сын, буржуй,

Мою, попробуй, поцелуй!


Свобода, свобода,

Эх, эх, без креста!

Катька с Ванькой занята –

Чем, чем занята?..


Тра-та-та!


Кругом – огни, огни, огни…

Оплечь – ружейные ремни…


Революцьонный держите шаг!

Неугомонный не дремлет враг!


Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнем-ка пулей в Святую Русь –

В кондову ю,

В избяну ю,

В толстозадую!


Эх, эх, без креста!

3

Как пошли наши ребята

В красной гвардии служить –

В красной гвардии служить –

Буйну голову сложить!


Эх ты, горе-горькое,

Сладкое житье!

Рваное пальтишко,

Австрийское ружье!


Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем,

Мировой пожар в крови –

Господи, благослови!

4

Снег крутит, лихач кричит,

Ванька с Катькою летит –

Елекстрический фонарик

На оглобельках…

Ах, ах, пади!..


Перейти на страницу:

Все книги серии Блок А.А. Сборники

Похожие книги

Живая память. Том 3. [1944-1945]
Живая память. Том 3. [1944-1945]

В руках у Вас книга, которую нельзя отложить, не прочитав ее. Это — не роман и не повесть, это страстный порыв рассказать о событиях, которые всегда будут в памяти народа. Каждое слово ее проникнуто правдой, одухотворено поиском истины.Трехтомник «Живая память» — уникальная летопись героизма защитников Отечества в битве с фашизмом, сурового пути к великой Победе. В народе говорят: «Чтобы оценить Сегодня, увидеть Завтра, надо обязательно оглянуться в Прошлое». В этом помогут три тома, созданные большим отрядом ветеранов Отечественной войны — от солдат до маршалов, партизанами, тружениками тыла, писателями, учеными, журналистами. Материалы книги — это свидетельства очевидцев, они объективно и правдиво раскрывают грандиозный подвиг нашего народа, несут большой патриотический заряд.Особенность книги — разнообразие жанров. Здесь воспоминания, очерки, фронтовые дневники, статьи, документы, письма, стихи, фотографии, репродукции картин. Издается трехтомник Объединением ветеранов журналистики России при Союзе журналистов Российской Федерации. Убеждены, что красочный трехтомник «Живая память» будет достойным подарком ветеранам войны и труда к 50-летию Победы, привлечет внимание нашего юношества, широких читательских кругов.

Ашот Граши , Максим Коробейников , Махмут Ахметович Гареев , Михаил Петров , Федосий Мельников

Биографии и Мемуары / Поэзия / Лирика / Проза / Военная проза / Прочая документальная литература
Я - Ангел
Я - Ангел

Стояла середина февраля двух тысяча двенадцатого года. Как и обычно, я вошла в медитативное состояние и просила Высшие Силы о помощи выхода из творческого кризиса. Незаметно для себя я погрузилась в сон. Проснулась ночью на высоком творческом подъёме, включила компьютер, и начала печатать идущие изнутри мысли. Я напечатала десять страниц, поставила точку, и перечитала. Какова же была моя радость, в тексте содержался подробный план новой книги.  Сказать честно, я была несколько удивлена, большая часть описываемых событий, мной никогда не проживались, но внутренний мир моей героини, был как две капли воды похож на мой. Чтобы глубже понять её, а заодно и себя, я раз за разом погружалась в медитативные состояния, и вступала с ней в контакт. Вскоре пришло откровение, это была я, проживающая в одном из параллельных миров, но об этом будет уже следующая книга, напишется она тогда, когда полностью соберётся нужный материал. И ещё немного о книге. Возможно, для некоторых моя героиня предстанет в не очень хорошем свете. Слабохарактерная, скажут они, безвольная, не умеющая постоять за себя, идущая на поводу своих слабостей, неприглядный на первый взгляд образ. Но если вдуматься, в каждом из нас есть много того, что присутствует  в ней. И каждый из нас испытывает внутреннюю борьбу с самим собой. И каждый ищет путь, как прекратить, остановить эту борьбу, и стать, наконец, тем, кем желает стать, и воплотить в жизнь все свои смелые мечты. Главное, что мне хотелось донести до читателя, моей героине, не смотря на её слабохарактерность, заниженную самооценку, и сложные жизненные ситуации, удалось разобраться с самой собой, укрепить свой внутренний стержень и воплотить в жизнь свои мечты, не растеряв при этом любви и доверия к людям, миру.  Я не сомневаюсь, глядя на её пример, каждый сможет достичь в своей жизни того же, или даже большего.  

Светлана Михайловна Притчина

Лирика / Эпическая поэзия
Уильям Шекспир — вереница чувственных образов
Уильям Шекспир — вереница чувственных образов

  Хочу обратить внимание читателя, на то, что последовательность перевода и анализа сонетов в этом сборнике не случаен. Так как эти переводы отражает основные события адресанта сонетов и автора, связанные с сюжетом каждого. Вызывают чувство недоумения, кичливыми и поверхностными версиями переводов без увязки с почерком автора, а именно Шекспира. Мировоззрением, отражающим менталитет автора сонетов, чувствами, которые переживал он во время написания каждого сонета. В таких переводах на русский полностью отсутствуют увязки с автобиографическими или историческими событиями, которые автор подразумевал, описывая, делая намёк непосредственно в сюжетах сонетов. По этой причине, паттерн и авторский почерк полностью исчезли в их переводах. Что указывает на то, авторы переводов воспринимали автора сонетов, как некий символ. А не как живого человека с чувствами преживаниями, с конкретными врагами и друзьями, Но самое главное, нарекание вызывает неоспоримый и удручающий факт, что образ самого автора полностью выхолощен в таких неудачных переводах, где каждый переводчик выпячивал только себя со своим авторским почерком, литературными приёмами, которые абсолютно не характерны Шекспиру, как автору сонетов.

Alexander Sergeevich Komarov

Литературоведение / Поэзия / Лирика / Зарубежная поэзия / Стихи и поэзия