Покойный просил цветов не приносить

Если бы в песчаном карьере в Богстаде лежал Эрик, положение Карен было бы хуже. Но у нее вообще нет, да и никогда не было интереса к материальным благам.

Пребен Рингстад для меня загадка. И всегда был загадкой. Он выступил на сцену потому, что состоял в родстве с Карен и всегда был ее близким другом. Он так никогда и не женился. Но Карен была в него когда-то сильно влюблена и вдруг два года назад вышла за Эрика. В чем дело: она ли не захотела выйти за Пребена или он не захотел жениться на ней?

Конечно, больше всего подозрений внушал Уж, П. М. Хорге, «Советы и информация». При одной мысли о нем кровь бросалась мне в голову. Уж он-то наверняка жаждал денег, много денег.

Правда, я не мог увязать его с сюжетом драмы. Однако он в ней присутствовал — закрывать глаза на этот факт нельзя.

А я сам? Мой брат Кристиан? Мы всю жизнь дружили со Свеном и Эриком. Насчет себя я знал точно: я Свена не убивал. Кристиана деньги тоже никогда не интересовали. Он был слишком занят своей наукой и красивыми девушками.

Я заказал еще одну бутылку пива.

Я заметил, что мысли мои работают только в одном направлении. 5-й «английский» решил, что убийство было совершено из-за денег. «Из-за денег или из-за любви», — сказал Пер со второй парты. И мы остановились на деньгах.

Мои мысли зашли в тупик. Я не мог сдвинуться с места. И все время меня не покидало странное чувство, что где-то рядом, совсем рядом, есть что-то, что я должен вспомнить.

Я сдался. Расплатился за пиво, сунул под мышку коричневый портфель и пошел домой. Днем меня ждали к обеду Карен и Эрик.

Еще не отперев входную дверь, я услышал в квартире телефонный звонок. Звонила моя мать.

— Мартин, сынок, я хотела попросить тебя оказать мне услугу.

Меня рывком возвратили к действительности.

— Слушаю, — сказал я. — Какую?

— Пойди, пожалуйста, на аукцион в доме покойного консула Халворсена. Сделай это ради меня. Я терпеть не могу аукционов.

— А я не слышал, что там будет аукцион.

— Обязательно будет. Его русские изумруды меня, конечно, не интересуют. Можешь ты объяснить мне, зачем старому холостяку нужны изумрудные украшения?

— Не могу.

— Но меня интересует маленькая картина, которая висела в его гостиной справа от камина. Голубой Боннар.

— У Боннара все работы голубые, — сказал я раздраженно.

— Не придирайся, мой мальчик. Сделаешь это для меня?

— Сделаю.

— У тебя все в порядке, ты хорошо питаешься?

— Да, спасибо.

— Будь здоров. Когда увидишь Кристиана, передай ему привет. До свиданья, сынок.

— До свиданья, мама.

Я пошел пешком по Драмменсвайен, потом свернул на Мадсерюд-Алле.

От этой улицы веет элегантным спокойствием, и, однако, в ней таится напряжение. Мадсерюд-Алле изгибается ровно настолько, чтобы ты никогда не мог увидеть сразу большой отрезок улицы, и тебя волнует, что же прячется там, куда глазу мешает проникнуть ее изгиб.

Свен и Эрик жили в домах под номерами 275 и 277. Вернее, Свен уже больше там не жил. Дом номер 275 был пуст, Лиза не захотела в него переехать, она поселилась у Карен и Эрика.

Я уже несколько раз в последние дни обедал у Карен по ее приглашению. Нельзя сказать, что это были приятные трапезы и разговоры. Но мне казалось, что Карен нуждается во мне, да и все мы, участники этой драмы, ощущали потребность быть вместе. Мысленно я часто сравнивал нас с потерпевшими кораблекрушение — горсточка людей на плоту, отрезанных от мира и объединенных общим горем, страхом, неуверенностью.

На обеде каждый раз присутствовал Пребен Рингстад. Хотя я и не любил его, его присутствие в каком-то смысле немного отвлекало. Его наглость, самоуверенность, высокомерное пренебрежение чужими мнениями и взглядами все время напоминали мне о том, что Кристиан сказал о его ущемлённости, о том, что Пребен во всем был и остался «почти».

Кристиан сказал также, что Пребен недурной пианист. Тут я с моим братом был не согласен. По-моему, Пребен был просто замечательным пианистом. Конечно, он всегда пижонил, независимо от того, играл он Глюка или Хачатуряна, и все-таки играл он замечательно.

Пребен меня раздражал, но в то же время я должен был признать, что музыка умиротворяла наши издерганные нервы.

«Музыка — это морфий проклятых», — сказал Фрейд. Может, «проклятые» сказано слишком сильно, но так или иначе в эти дни на исходе лета, в дни после смерти Свена, мы были кучкой глубоко несчастных людей.

Когда я пришел, Карен сидела с книгой в саду. Просто видеть ее, любоваться ее тихим, веющим прохладой обликом было бальзамом для моей души. Она была оазисом, возле которого можно отдохнуть от трезвых рассуждений 5-го «английского».

— Зайдем в дом, выпьем чего-нибудь, — предложила она. — Пребен уже пришел, но Эрик будет не раньше чем через четверть часа.

Позднее я задавал себе вопрос: что было бы, если бы мы не сразу вошли в дом? Если бы мы немного задержались в саду, Лиза и Пребен уже сидели бы каждый на своем стуле. А так мы застали Лизу в объятиях Пребена — он пылко ее целовал.