Приехали к моргу. Вечером пятницы найти там хотя бы дежурную санитарку, оказалось непросто. Наконец с трудом разыскали все ту же суровую бабку. Выслушав незваных гостей, та попыталась связаться с начальством, но безрезультатно. Решив взять ответственность на себя, бабуля открыла дверь в помещение морга, но предупредила: «Всех не пущу, только двоих. Идите, ищите своего». Иван и Валентин метнулись внутрь, но через некоторое время вернулись назад и развели руками: Сереги там нет. Люди замерли в растерянности. «Это что?» – кто-то наблюдательный кивнул в сторону вагончика, запертого на висячий замок. Оказалось, там лежат криминальные трупы. «Открывай!» – потребовали мужики у дежурной. У той не оказалось ключа. Кто-то поднял с земли камень, чтобы сбить замок, но бабка закрыла вагончик своим телом: «Не позволю!» Она сделала очередную попытку разыскать начальство – и опять впустую. Вечером пятницы найти кого-то было невозможно. Зато нашелся ключ. Те же два приятеля опять нырнули в хранилище трупов. Напряжение повисло в воздухе. Дочь безостановочно рыдала. Сын беспомощно сжимал и разжимал кулаки, не в силах достать сигарету, пока кто-то из родственников не протянул свою, прикуренную. «Нашли!» – донеслось из вагона.
Дальше все происходило как в кошмарном сне. На траве, возле морга мужчины голыми руками снимали одежду с одного покойника и тут же натягивали на другого. На белье красовались ужасные трупные пятна, и стоял невыносимый сладковатый запах. Затем гроб опять засунули в автобус, и несчастный водитель повез всех на кладбище. Рабочий день могильщиков закончился, они разошлись по домам, но оставили возле могилы лопату и веревки. Посовещавшись, в какую сторону головой должен лежать покойник, общими усилиями мужчины опустили гроб в могилу и соорудили холмик.
С кладбища ехали молча. Хорошо, что поминки были организованы в квартире усопшего, в кафе отпущенное время давно бы истекло. Но и рассевшись за столы, люди не могли оправиться от шока. Ни у кого не хватало сил встать и произнести траурную речь. Поднялась Татьяна, племянница Сергея. Она мягко улыбнулась и негромко сказала: «Знаете, мне кажется, что Сергей Дмитриевич опять над нами подшутил». И выпила до дна, как положено на поминках. Остальные последовали ее примеру, и напряжение понемногу стало спадать.
Утром Семен и Алина приехали на кладбище проведать отца. Ярко светило солнце, и вчерашние события уже не казались таким кошмаром. Они помянули папу, посовещались между собой и решили не предъявлять никому претензий. Судиться, раз за разом пересказывать и заново проживать день похорон ни у кого из них не хватит сил. Пусть это и правда останется в памяти как последняя шутка отца.
Тем не менее в маленьком городе слухи распространились быстро. Этот случай не остался незамеченным. Поговаривали, что в морге кого-то наказали. То ли премии лишили, то ли выговор объявили. Что это было: разгильдяйство, халатность, безответственность? А может, просто у виновных было такое же хобби, как у Сергея.
Ольга Биченкова
Лев Толстой, папа, желтая тарелочка и красные сливы
Мой отец старался воспитать нас в толстовском духе. Возможно, так он выражал свой протест против современной ему советской жизни. Каждый божий день он зачитывал нам по семь глав «Евангелия от Льва» и какой-нибудь безобразный детский рассказ Льва Толстого. Мама плакала, но спорить с папашей было бесполезно. Как и Лев Николаевич, он был человеком упертым.
Однажды, в мае месяце или начале июня он принес штук тридцать мелких, ужасно спелых красных слив. «Это алыча», – радостно закричала Марьяна. Мы видели ее по только что купленному цветному, еще плохо передававшему цвета телевизору в передаче про Грузию или Армению – короче, я не помню деталей, но там фигурировало побережье Черного моря.
– Одесса, Одесса, мой солнечный город…
– Черное море, Черное море, – запели мы с Вовкой на два голоса. Мы уже были в поселке Лазурном в Имеретинской бухте, а маленькая моя полутезка – еще нет.
Я посмотрела на маму и увидела, что у нее очень странное выражение лица, тоскливое какое-то. Это предвещало скандал и пьянство отца.
– Вот я выложу шесть слив на желтую тарелку. И никто не смей их трогать до моего прихода. Приду – всем раздам. До встречи.