Поколение I

Тезисно опишем, что же объединяет эти два поколения (миллениалы, или «поколение Y», и «айдженеры»), которые на самом деле представляют собой одно и одновременно отличаются ото всех остальных. В первую очередь, мы имеем дело с наиболее образованным слоем молодых людей в истории, которые интересуется буквально всем на свете. Сам факт существования упомянутых выше книг свидетельствует об этом лучше любого исследования. Ведь адресатом и читательской аудиторией станут те, о ком это написано, поскольку они любят и считают важным учиться, хотят узнавать о себе. Откладывание взросления, которое на практике отнюдь не означает нежелания взрослеть, лишь говорит о более ответственном подходе к «взрослой жизни». К ней нужно хорошо подготовиться. А спешка в этом деле может лишь повредить. «Это первое поколение, которое проводит всю свою жизнь в цифровой среде; информационные технологии фундаментальным образом влияют на то, как они живут и работают»[12]

.

Последнее замечание, впрочем, не означает, что мы говорим о поколении, которое буквально все время проводит в Интернете. Это было бы верно лишь отчасти. И Джин Твенге, и Вадим Радаев отмечают, что досуговые практики айдженеров также претерпели изменения в сторону интенсификации. Молодые люди умудряются совмещать активные занятия спортом, посещение кружков и секций с тем, чтобы постить фотографии этого времяпровождения в социальные сети. Встречи с друзьями также пострадали не так, как это обычно описывают. Их количество не снизилось, но изменился сам формат: многие продолжают каждую минуту заглядывать в свой смартфон, вызывая тем самым обиду у своих друзей и при этом не забывая обижаться на них за то, что те делают то же самое. Потребление алкоголя и сексуальная жизнь, темы, вызывающие повышенный интерес и внимание общества, также стали интересовать айдженеров меньше. Как правило, возраст, когда представители цифровой молодежи пробуют, а затем и начинают регулярно употреблять алкоголь, сдвигается ближе к 20-ти годам. У предыдущих поколений этот рубеж находился ближе к переходному возрасту. Впрочем, у этого есть и свои недостатки.

Ведь молодые люди оказываются не готовы к воздействию алкоголя на организм и часто компенсируют более позднее начало потребления алкоголя его количеством. Отношения российских миллениалов с алкоголем напоминают описанную картину с той лишь поправкой, что в сравнительной перспективе они потребляют значительно меньше алкоголя. Это отклонение вызвано тем, что предшествующее поколение в силу специфических социальных причин имело совершенно другие алкогольные практики и предпочтения.

Важной и значительной темой книги является комментарий и мнение автора как психолога. Реальность такова, что в новом поколении, несмотря на всю его противоречивую миролюбивость и предсказуемость, велика тревога в отношении самих себя. Резюмирует это беспокойство замечание Твенге о девочке-айдженере: «Она живет в том мире, в котором живет, однако она не уверена, что он ее полностью устраивает»[13]

. Это ощущение, подкрепляемое социологическими данными анализа социального благополучия, что все в порядке, но что-то не так, присуще всем айдженерам. При этом следует заметить, что оно не является только производным маркетинговой стратегии проблематизации знания, когда скандал и конфликт более продаваемы. Твенге не сгущает краски. Непозволительно большое количество молодых людей при внешнем благополучии действительно чувствуют себя если и не «мертвыми внутри» (dead inside)[14], то, по крайней мере, недостаточно счастливыми.

И в этом, как отмечает Твенге, следует винить новые технологии. Они упрощают нашу жизнь с технической стороны, но делают ли они ее счастливее? О том, что ряд психологических и даже психических проблем увязаны с социальным и, что становится особенно актуальным в XX и XXI веках, технологическим прогрессом писали многие философы. К примеру, Фредрик Джеймисон, достаточно вольно обращаясь с термином, говорит о том, что шизофрения становится чертой эпохи постмодернизма. Под «шизофренией» теоретик подразумевает трансформации переживания субъектами темпоральности: подлинное переживание остается делом прошлого, подменяется субститутами культуры, а субъект помещается в «вечное настоящее» сменяющихся образов[15].