Поколение NET

были напряженные. Нехорошая молва о митингах в России ходила уже давно, еще с 90-х

годов. Теперь эти немцы и американцы, наверное, думали, что сейчас их будут бить,

параллельно разгромив те большие, «аквариумные» окна, за которыми они поедали свои

туристические обеды.

Юля сомневалась, что хоть какая-то западная держава ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понимает, что

происходит в Российской Федерации уже много месяцев. Европейский Союз может

издавать длинные директивы и делать заявления, Хилари Клинтон способна изойти пеной

от возмущения и сочувствия, но они все равно никогда не смогли бы осознать

происходящее. У русских людей просыпалась гражданская сознательность: не та, которую

воспитывают на уроках патриотизма в штате Канзас, и после которой каждый христианин

считает своим долгом пнуть со своей лужайки случайно забредшего на нее гея.

Российский человек начинал испытывать ГОЛОДНУЮ сознательность, которая веками

вкладывалась в человеческий мозг эволюцией, когда невозможно терпеть, и так чертовски

досадно, что хочется растерзать любого, кто причастен к несправедливости, против

которой эта сознательность протестует.

«Обиженный, вставай! Обманутый, вооружайся!»62

-Давай, поближе, - поражаясь своей храбрости, Юля потянула Тимофея в толпу. Они

попали в объектив какой-то телекамеры.

Среди граждан царило напряжение и раздражение. Некоторые пришли на площадь еще

час назад (общий сбор был объявлен на 18 часов вечера), но с того момента ничего

важного или интересного не произошло. Людей становилось все больше, но координаторы

у митинга отсутствовали. Кричать никто не решался.

62

- фраза из песни «Лиза Овчинникова» группы «КАЧ»

178

178

-«Винтят»? – коротко поинтересовался Тимофей у одного из парней, вальяжно

прислонившегося к стене гостиницы «Астория». На его лице отражалось полное

спокойствие, казалось, он чувствовал себя, словно дома.

-Иногда, - кивнул он. – Но не здесь. Забрали парочку особо голосистых из тех, кто ближе к

ЗАКСу стоит, - с этими словами, молодой человек указал рукой вперед, через дорогу.

В указанном направлении толпилось много людей, большинство из них даже не обращало

внимания на то, что они занимают проезжую часть. Медленно подбираясь все ближе к

зданию Законодательного собрания, правда, скорее по инерции, чем по волевому

намерению, толпа периодически разрывалась криками и лозунгами.

-Это наш город! Это наш город! – повторяли они.

-Пошли туда! – аж подскочила Юля. Ей почему-то казалось, что у гостиницы

митингующие вызывали у полиции куда больше раздражения, чем те, что протестовали на

20 метров дальше от нее.

-Ты уверена? – Тим последовал за ней, взяв девушку за руку. В такой ситуации он

предпочитал не отпускать Юлю от себя далеко. – Там фотографов меньше, чем

протестующих, значит, там опаснее.

-Не скажите! – раздалось за их спинами. Незнакомый молодой человек с фотоаппаратом

наперевес, покачал головой. – Сейчас ради фотографий в самое пекло лезут, надо

обязательно фиксировать происходящее, иначе, кто же правду-то расскажет?

С этими словами он направился через дорогу, прямо к скандирующей толпе. Юля и Тим

рванули за ним, сопровождаемые напряженными взглядами полицейских, которым не

нравилось, что к активной части митинга присоединяется все больше и больше людей.

Оказавшись зажатой между низкорослыми, крепкими парнями в темной одежде, Юля

поняла, что это националисты и футбольные фанаты, вернувшиеся на митинг после

разгона полицией. Все они были очень сосредоточены и чрезвычайно слажены, все

смотрели на двух «заводил» в дальнем конце площади и отвечали на лозунги, словно 300

спартанцев.

-Мы его не выбирали! – разнеслось над местом сбора. Юля с готовностью поддержала

лозунг. Вот уж точно, не выбирали.

Внезапно, со стороны Большой морской улицы донесся звук работающего мотора и

шуршание колес. Из-за угла появился автозак, медленно объехал площадь по кругу и

остановился прямо напротив митингующих. Как вкопанная, Юля замерла на месте, глядя, как из салона вываливаются одетые в зимнюю форму ОМОНовцы в черных шлемах,

закрывающих лица. Их было очень много, гораздо больше, чем тех, кого она видела когда-

то у Гостиного Двора. Казалось, что с того момента прошла целая вечность.

Люди всколыхнулись неожиданно. Фанаты, имевшие большой опыт взаимодействия с

силовиками, словно, предугадывали их мысли и намерения. Ровно за секунду до того, как

ОМОН начал двигаться на митингующих ровным строем, толпа бросилась бежать.

179

179

Юлю бросило вбок, а затем вперед. Всегда уверенная в том, что в группе людей можно

двигаться самостоятельно, девушка с ужасом осознала, что не имеет никакого контроля

над тем, куда и как быстро она должна нестись. Людской поток тащил ее и диктовал свои

правила: замешкаешься – собьют с ног, а, еще хуже, если поймают и посадят в автозак.

Мимо проносились юркие тени националистов, которые явно чувствовали себя «в своей

тарелке». Кричат, как один, двигаются, как один. Юле казалось, что она сама двигается, по

сравнению с ними, очень медленно и неуклюже.

Казалось, прошла вечность с того момента, как все бросились убегать, чтобы не попасть