В следующие дни я, если мне случалось куда-то отлучаться из отеля, неизменно замечал за собой слежку, причём однажды снова это был тот же тип с газетой. Судя по всему, меня вели несколько человек. Кто они, чьи интересы представляют, я по-прежнему не имел ни малейшего понятия, и это меня здорово нервировало.
Видимо, придётся действовать жёсткими методами. Какими? Ну, например, такими же, какие я применил по отношению к бедолаге Гарри Лонгмэну. Терять мне нечего, я уже столько раз ходил под смертью, что считал её своей подругой. Жаль только, в случае негативного развития событий могу не увидеть сына, которому настоящая мать и приёмный отец дали имя Люк. Что ж, не самое плохое. А если по настоящему отцу – Люк Сорокин! Уж всяко лучше, чем Люк Гейбл.
Кэрол Ломбард родила точно в срок, не знаю уж, что она там наплела мужу о недоношенном или переношенном младенце. Видел в газете фото её и Гейбла с запелёнатым свёртком в руках на крыльце клиники в Лос-Анджелесе, и вроде они сразу умотали на своё ранчо. Вот бы и мне туда наведаться, хоть одним глазком взглянуть на наследника.
Но пока в моих ближайших планах стояло выяснение ситуации с топтунами. Впрочем, с этим пока пришлось повременить. Назревала официальная премьера моего режиссёрского фильма «Месть подаётся холодной», а поскольку практически всё действо картины проходит в Нью-Йорке, то и премьерный показ должен был состояться в этом мегаполисе. А именно – в помпезном кинотеатре Shore Theatre, впервые распахнувшем двери в 1925 году и представлявшем собой поистине роскошное зрелище. Это я знал пока с чужих слов, но вскоре мне предстояло лично убедиться в грандиозности кинотеатра.
– Фил, ваше присутствие на мероприятии, надеюсь, вопрос решённый? – поинтересовался по телефону Адам Миллер. – Тем более вам никуда лететь не надо, мы сами приедем к вам. И кстати, на премьере ожидаются большие люди. Наверняка они захотят с вами познакомиться лично.
Этими большими людьми оказались не кто-нибудь, а мэр Нью-Йорка Фьорелло Генри Ла Гуардия, окружной прокурор Томас Дьюи и – па-бам! – глава Федерального бюро расследований Джон Эдгар Гувер! Это не считая его заместителя Клайда Толсона, который скромно топтался рядом и тактично помалкивал.
Когда в компании Уорнера и ведущих актёров фильма меня представили почётным гостям в ВИП-зале Shore Theatre, я почувствовал лёгкий дискомфорт. Особенно в момент, когда на мне задержался пристальный взгляд Гувера.
– Вы, как я понял, по происхождению русский? – поинтересовался глава всемогущего ведомства, буравя меня испытующим взглядом.
Уж не его ли люди меня пасут? Он пялится на меня с таким видом, будто знает обо мне нечто такое, чего я и сам не знаю. Однако я хладнокровно повторил уже ставшую традиционной легенду, мелькавшую и в журнале «Тайм».
– А откуда вы так хорошо знаете историю криминального Нью-Йорка? – не унимался Гувер.
Пришлось сослаться на книгу всё того же Осбери Герберта, о которой мне так кстати в своё время напомнил Стейнвиц.
– Хотелось бы узнать, каковы ваши политические взгляды? Демократ, республиканец? А может, коммунист?
Хитрый лис, только и мы не пальцем деланные.
– Ненавижу слово «политика», поэтому ни в одной из партий я не состою. Куда больше меня интересуют деньги. Вот если бы в США появилась партия бизнесменов, я бы с удовольствием пополнил её ряды.
Я невольно вздохнул с облегчением, когда внимание Гувера переключилось на исполнительницу главной роли Джоан Фонтейн. А вскоре нас пригласили в зал, рассчитанный почти на две с половиной тысячи зрителей. Авторам фильма и почётным гостям выделили весь первый ряд. Я сидел чуть правее центра, между Уорнером и кругленьким, похожим на колобка мэром Нью-Йорка, от которого за версту несло чесночной колбасой. Гувер и Толсон расположились в центре. Позади нас – менее представительные персоны, включая потенциальных прокатчиков картины и кинокритиков с журналистами, а начиная с третьего ряда сидели обычные зрители. Охрана была, но без нужды себя не афишировала. Лишь только когда какой-то неадекватный гражданин пытался пробиться к директору ФБР с криком «Мистер Гувер, у меня для вас есть важная информация!», появившиеся откуда-то двое крепышей быстро его скрутили и вывели через боковой коридор.
Фильм шёл два с половиной часа. Зал в едином порыве охал, ахал, а в один из особо напряжённых моментов Ла Гуардия вцепился своими толстенькими пальцами в моё запястье. Я не стал вырываться, благо мэр отпустил мою руку через полминуты, когда эпизод закончился. Да ещё и шепнул, дохнув на меня чесноком:
– Мистер Бёрд, простите меня за такую реакцию, не сдержался.
– Ничего, ничего, – тоже шепнул я в ответ, – меня ваша реакция даже порадовала. Значит, фильм цепляет за живое.