Покорение Средней Азии. Очерки и воспоминания участников и очевидцев

Он отказался выпить с нами чаю – скромно и не объясняя причины (на Урале многие не пьют чая, считая это грехом), но охотно взял яблоко, которое, впрочем, так и держал все время в руке (дело было еще до яблочного Спаса). Но на вопросы отвечал охотно и даже с некоторой гордостью и удовольствием. Это было удовольствие человека, много узнавшего в свою уже закатывающуюся жизнь и готового передать другим кое-что из этого запаса. О Пугачеве он говорил, как о настоящем царе, приводил очень точно разные предания, называя лиц, от которых все это слышал, и перечисляя степени их родства с самими участниками исторических событий. Заметив, что я записываю кое-что в свою книжку, он выпрямился и, положив руку на столик, сказал:

– Пиши: старый казак Ананий Иванов Хохлачев говорил тебе: мы, старое войско, так признаем, что настоящий был царь, природный… Так и запиши!.. Правда это…

– А как же, Ананий Иванович, он был неграмотен? Указы сам не подписывал.

– Пустое, – ответил он с уверенностью. – Не толи что русскую, немецку грамоту знал… Вот как! – потому что в немецкой земле рожден… Как ему не знать! Царь природный.

От Пугачева мы перешли ко временам более близким. О своих соседях-киргизах Ананий Иванович говорил с глубокой враждой и недоверием.

– Кыргыз – человек вредной, – говорил он. – Бывало, молодой я был… на покос и с покосу к поселку идем, – что ты думаешь: все кареем, как на войне. Чуть отбился от карея, уж он на тебя насел. Заарканит, пригнется к луке – айда в степь! Человека волоком тащит… Приволокет живого в аул, – ладно, в есыр угонит, в Хиву, в Бухару продаст; а помер на аркане, – в степи бросит. Лежите, казачьи косточки… Ему что: убытку мало. Об нас они так понимают, что мы и не люди…

Ананий Иванович засмеялся и покачал своей седой головой…

– Ох-хо-хо!.. Не любили меня… Да, этак-ту вот… Бывало, едет кыргызин от меня. Другой – навстречу. «Кем джюрген?» Значит: отколь едешь? – «Капырнэм джюргем» – от проклятого, дескать, еду… – «Вы, говорю, подлые, зачем так говорите? Я не проклятый, я казак, православной веры человек»… Они наш род и теперь помнят, что их мой дедушка когда-то пушкой бил. И-то люди мне говорят: не ходи ты, Ананий Иванович, на бухарску сторону: они на тебя старую кровь имеют…

– Да ведь теперь, говорят, они совсем замирились…

Все, действительно, говорят, что «орда» теперь совсем смирна, а один купец в Уральске уверял, что он с деньгами и безоружный проезжал по всей киргизской степи. Нужно только подъехать к аулу и объявить себя гостем, иначе, пожалуй, ночью могут угнать лошадь. Но грабежей и убийств из-за денег не слыхано, и купцы спят среди степи, нисколько не остерегаясь.

– Это верно, – подтвердил и Ананий Иванович, но тотчас же добавил упрямо: – А все когда-нибудь змея укусит… Конечно, теперь подобрели…

Он опять улыбнулся.

– Усмирили мы их… Помню я еще Давыд Мартемьяныча…[2] Вот усмирял кыргыз, ай-ай! Бывало, чуть что – берет сотню казаков, айда в степь на аулы…

Он посмотрел на меня, и в старых глазах мелькнул огонек.

– Так они чего делали, кыргызы-то… Видят – беда неминучая, сами кто уж как может измогаются, а ребятишков соберут в какую ни есть самую последнюю кибитченку да кошмами заложат… Значит – к сторонке… Ну, казаки аул разобьют, кибитку арканами сволокут, ребятишки и вывалются, бывало, что тараканы…

– И что же?

– Да что: головенками об котлы, а то на пики…

Старик говорил просто, все улыбаясь той же старческой улыбкой… Ветер слегка шевелил седую бороду и редкие волосы на обнаженной голове казачьего патриарха.

В.Г. Короленко

Из походных записок линейца

Страшное мгновение

– Ваше благородие, генерал к себе требует-с!

Это было, по моему личному мнению, совсем уже некстати. Во-первых, потому что я уже очень устал за этот тяжелый сорокаверстный переход и, сняв с себя походные сапоги, вытянувшись на всю длину на пестром тюркменском гиляме (ковре), протянул руку к стакану янтарного чая, разливать который, на всю нашу компанию, обязательно взялся юнкер Гузяков… Аппетит мой, надобно заметить, настолько развился, что я намерен был выпить, по крайней мере, шесть таких стаканов… Во-вторых, мы собирались до вечерней зари перекинуться направо и налево, и я слышал, как капитан Спелохватов говорил своему денщику: «Ты, брат, новых-то карт нам не подсовывай; годятся пока и старые, а новые мы уже на Аму-Дарье распечатаем»… А в-третьих… да мало ли что в-третьих было такого, что заставило меня не совсем ласково взглянуть на рыжебородого казакауральца, просунувшего свою взрытую оспой рожу между раздвинутых пол моей конической палатки. «Эх, – думаю, – значит, надо одеваться, напяливать ботфорты, в которых (так мне казалось в данную минуту) было по пуду весу в каждом, опоясываться».

– Да, может, не меня требует генерал-то, не ошибся ли ты?.. – обратился я вслух к казаку, и в моей голове шевельнулась легкая тень надежды.

– Никак нет; именно вас требуют… так и сказал: поди, говорят, Данило, и позови кап…