Покорители крыш

Все твердили: «Малыши такого не помнят». Говорили: «Ты хочешь, чтобы это было правдой, вот и вспоминаешь обо всем». Ей надоело это слушать. Но Софи точно помнила, как мама махала и звала на помощь. Она слышала, как мама свистела. Свисток всегда хорошо слышно. Неважно, что сказала полиция, Софи точно знала, что мама не утонула вместе с кораблем. Софи упрямо настаивала на этом.

Каждую ночь Софи шептала себе в темноте: «Мама жива, однажды она придет за мной».

— Она придет за мной, — говорила Софи Чарльзу.

Чарльз качал головой.

— Это практически невозможно, дорогая.

— Практически невозможно — значит, все же возможно. — Софи пыталась стоять как можно прямее и говорить по-взрослому. Чем выше ты был, тем легче тебе верили. — Ты всегда говоришь, что возможное нельзя обходить вниманием.

— Но, дитя мое, все это так невероятно, что жизнь на этом строить нельзя. Это все равно что пытаться построить дом на спине у стрекозы.

— Она за мной придет, — говорила Софи мисс Элиот. Мисс Элиот была прямолинейнее.

— Твоя мама мертва. Ни одна женщина не выжила, — отвечала она. — Не говори глупостей.

Порой те взрослые, с которыми общалась Софи, не видели разницы между тем, чтобы «говорить глупости» и «быть совершенно правой, но не находить поддержки». В такие минуты Софи вспыхивала.

— Она придет, — говорила она. — Или я сама ее найду.

— Нет, Софи. Такого не бывает.

Мисс Элиот была уверена, что Софи ошибается, но она была уверена и в том, что вышивать крестиком очень важно, а Чарльз просто невозможен, и это лишь подтверждало, что взрослые не всегда правы.

Однажды Софи нашла красную краску и написала на белой стене дома название корабля «Королева Мария» и дату шторма, на случай если мама будет проходить мимо.

Когда Чарльз нашел ее, у него на лице читалось слишком много чувств. Но он помог ей забраться повыше а потом отмыл кисти от краски.

— Это просто на всякий случай, — сказал он мисс Элиот.

— Но она…

— Она лишь делает то, что я ей сказал.

— Вы сказали ей изуродовать собственный дом?

— Нет. Я сказал ей не обходить вниманием возможное.

3

Мисс Элиот не одобряла ни Чарльза, ни Софи. Ей не нравилось, что Чарльз слишком легкомысленно относился к деньгам и вечно опаздывал на ужин.

Ей не нравилось, что Софи всегда пытливо смотрит по сторонам и внимательно все слушает.

— Это неестественно! Она же еще маленькая!

Она терпеть не могла их привычку писать друг другу записки на обоях в коридоре.

— Это ненормально! — воскликнула она, записывая что-то в блокнот. — Это нездоро́во!

— Напротив, — ответил Чарльз. — Чем больше в доме слов, тем лучше, мисс Элиот.

Мисс Элиот не нравились ни перепачканные чернилами руки Чарльза, ни его шляпа с истрепавшимися полями. Ей не нравилась и одежда Софи.

Чарльз не умел ходить по магазинам. Однажды он целый день провел на Бонд-стрит[1], а потом вернулся с кучей мальчишеских рубашек. Мисс Элиот вышла из себя.

— Не может же она это носить, — сказала она. — Люди решат, что она отсталая.

Софи взглянула на себя и пощупала ткань. Ей казалось, что рубашка вполне нормальная — в магазине она немного слежалась, но в остальном была прекрасна.

— Как понять, что эта рубашка не для девочек? — спросила она.

— Рубашки для мальчиков застегиваются слева направо. Блузки — запомни, пожалуйста, они называются блузками — застегиваются справа налево. Меня удивляет, что ты этого не знаешь.

Чарльз отложил газету, за которой прятался.

— Вас удивляет, что она не знает ничего о пуговицах? Пуговицы редко играют ключевые роли на международной арене.

— Простите?

— Понимаете, она знает важные вещи. Не все, конечно, она ведь еще ребенок. Но многое.

Мисс Элиот фыркнула.

— Вы уж извините меня, быть может, я старомодна, но я полагаю, что пуговицы очень важны.

— Софи знает столицы всех стран мира, — заметил Чарльз.

— Почти

, — стоя в дверях, шепнула Софи.

— Она умеет читать и рисовать. Она знает разницу между морской черепахой и сухопутной. Она умеет различать деревья и лазить по ним. Не далее как сегодня утром она сообщила мне, как называется группа лошадей.

— Табун, — сказала Софи. — Табун лошадей.

— А еще она умеет свистеть. Надо быть поразительно невежественным человеком, чтобы не заметить, что Софи свистит необычным образом. Поразительно невежественным — или глухим.

Чарльз мог бы ничего не говорить. Мисс Элиот махнула на него рукой.

— Ей нужны новые рубашки, мистер Максим. Женские рубашки. Боже, а эти брюки!

Софи не видела проблемы. Брюки были все равно что юбки, просто сшитые сложнее.

— Мне они нужны, — сказала она. — Прошу вас, разрешите мне их оставить. В юбке лазить не получится. А если получится, то все увидят мои трусы, но это ведь будет только хуже?

Мисс Элиот нахмурилась. Она была не из тех, кто готов признать, что носит трусы.

— Носи пока что. Ты еще ребенок. Но это не может продолжаться вечно.

— Что? Почему? — Софи коснулась пальцами книжного шкафа, желая себе удачи. — Конечно, может. Почему бы и нет?

— Само собой, нет. В Англии не место невоспитанным женщинам.