— Время сейчас такое говно, — продолжал Блестящий. — Вроде и посвободнее, караулы ослабили, на армию совсем болт положили, а грузовики с продуктами ходят реже, и жратвы стало меньше, черт его знает, дед, что будет… Нас тут все забыли нахер. Горбачев забыл, а Ельцин с Гайдаром своим и Чубайсом и подавно забыли. Ты писатель, да, так пиши, пиши! Про всё напиши! Как нас тут забыли, как мы тут живем как звери, как боимся… Ты же не знаешь, да, точно, ты же не знаешь! Ха!
Он наклонился — из его рта воняло — и понизил голос до хриплого шепота:
— Тут жесть происходит, понимаешь? Тут страшно. Тут Черный Покров. Тут мертвые святые ходят тенями. И твари эти, и люди как чудовища, и чудовища как люди…
Пока Блестящий говорил это, лицо его выглядело совсем иначе, будто у испуганного ребенка.
— Что за… О чем ты? — ошарашенно спросил я.
— Весело тебе тут будет, дедуль, — Блестящий снова криво улыбнулся и замолчал.
Мы свернули с трассы и выехали с асфальта на грунтовую дорогу, проходящую через сосновый лес. Машину затрясло сильнее. Вскоре за очередным поворотом кончился лес, и за ржавой перекошенной табличкой с надписью «Светлое» показалась деревня.
Мы проехали несколько покосившихся домиков с крышами из дырявого рубероида, с длинными покосившимися заборами и разросшимися палисадниками, со штабелями гнилых досок, накрытых брезентом. Людей на улице не было.
— Уже почти, — сказал Блестящий. — Вот у этого дома останови.
Я подвел машину к дому, на который он указал.
— Выходи, — скомандовал Блестящий.
Пришлось открыть дверь и выйти из машины.
— Отдай ключи, — сказал Блестящий.
— Зачем?
— Чтобы ты не сбежал. Думаешь, я тут найду хоть еще одного придурка с машиной? Гони давай, таксист.
Я отдал Блестящему ключи, тот сунул их в карман, захлопнул дверцу, хитро посмотрел на меня, ухмыльнулся, снова ткнул мне в лицо обрезом.
— Жди, я недолго. Поговорю с человечком и вернусь.
Я кивнул.
Блестящий пошел к дому в выцветших досках цвета гнилого персика. Медленно, осторожно, сначала заглянул в одно окно с почерневшим наличником, потом в другое. Потом встал у калитки, просунул руку, вытащил крючок с другой стороны. Прошел во двор, поднялся на крыльцо, неуверенно дернул дверь — она оказалась открыта. Потянул дверь на себя и боком протиснулся внутрь.
Я вспомнил, что оставил сигареты в машине. Протиснул руку в открытое окно, нашарил в бардачке пачку, вытащил, зажал в зубах сигарету, закурил.
В доме грохнул выстрел.
Я вздрогнул.
Раздался еще один выстрел. Вдалеке залаяли собаки.
Я крепко сжал пальцами сигарету и затянулся, не отводя взгляд от крыльца.
Дверь резко распахнулась, но на крыльцо вышел не Блестящий.
Это был высокий небритый мужик в растянутой белой майке и синих тренировочных штанах. В руке он держал пистолет Макарова.
Он вскинул пистолет и навел на меня ствол.
— Так, ты, урод! Ты еще кто? — резко и нервно крикнул он, не сходя с крыльца.
Я не понимал, что отвечать, но на всякий случай бросил сигарету и поднял руки.
— Я, ну… Я писатель. У меня нет оружия, не надо стрелять.
— Писатель? Ты что тут забыл? Это его машина? — человек с пистолетом кивнул в сторону дверного проема.
Он выглядел так, будто его разбудили с тяжелого похмелья. Опухшее красное лицо, всклокоченные волосы, явно не знавшие мытья как минимум несколько недель, нервные, дерганые движения, сиплый голос.
— Это моя машина, — сказал я. — У него в кармане мои ключи. Мне бы их забрать, и я бы просто уехал отсюда. Я вообще не знаю, кто он.
— Почему вы вместе? — вскрикнул человек, медленно сходя с крыльца и не отводя пистолет.
— Мы не то чтобы вместе… Он тоже угрожал мне оружием и заставил приехать сюда.
— Ты мне не заливай, урод, — незнакомец медленно приближался, продолжая держать меня на мушке. — Ты откуда вообще? Из «Прорыва»? Из ментов?
— Я не отсюда.
— А похож на местного. Ладно. Был бы из ментов, я б тебя помнил.
Кажется, где-то я уже слышал это.
Подойдя ближе, незнакомец внимательно осмотрел меня с ног до головы, потом осмотрел машину, потом снова меня.
Потом опустил пистолет.
— Ладно, — повторил он. — Мне срать, кто ты такой и откуда. Помоги закопать этого.
С этими словами он опять кивнул в сторону дома.
— А меня не застрелишь? — спросил я.
— Не будешь выпендриваться — не застрелю. Пойдем.
Мы поднялись по крыльцу и прошли через сени в избу, слабо освещенную керосиновой лампой. Под ногами скрипели доски.
Классическая деревенская картина — замазанная глиной стена печки, гобелен с оленями на стене, иконы в углу, кровать на пружинах с драным матрасом. Из кухни воняло чем-то пережаренным.
И этот спертый запах затхлой одежды, пыли и старых обоев.
Блестящий лежал на полу посреди комнаты, нелепо раскинув руки, с открытыми остекленевшими глазами. Полы его камуфляжной куртки разметало в стороны, по футболке на животе растекалось черное пятно, еще одно, чуть поменьше — на груди.
Второй мертвец за час.
— Разбудил меня, пидор, — сказал незнакомец. — Водки выпьешь?
Кажется, без водки тут никак. Я кивнул, не переставая смотреть на труп Блестящего. Снова стало отвратительно, как тогда, с мертвецом в машине.