Потом пришла принцесса, но, увидев мужчину, сразу убежала.
— Дура, — сказал Влас Фотиевич. — Думаешь, терпеть будет? Сейчас за угол побежит. Они все, татары, такие. Ох, долго еще приобщать их к цивилизации.
Из кабинки вышел Миша Гофман, поздоровался с Корой и сказал:
— Извини, что задержал.
Влас Фотиевич принялся полоскать рот. Он отплевывался, урчал, притом не переставал говорить:
— Какие сегодня мучения будут? Вот уж не думал, что приму такой крест на склоне существования.
— Лабиринт, можно сказать, рассыпался, — сказала Кора.
— Значит, тесты, — сказал Влас. — Доктор Крелий еще на той неделе грозился про тесты. Ты знаешь, что это за чертовщина такая?
— Ничего страшного, — сказал Гофман, оттирая от умывальника господина Журбу. — Задают вопросы.
Гофман был такой же заторможенный и вялый, как вчера.
— Зачем?
— Чтобы понять, кто умный, а кто дурак.
— Это и без вопросов видно, — засмеялся Журба и отошел к перекладине, на которой висело большое общее полотенце, и стал искать на нем место почище и посуше.
Вошел белогвардеец Покревский. Он был бледен, отчего уродливый шрам через лицо казался еще более красным и ярким.
— Уже очередь? — спросил он зло. — Это основная черта нашего режима — всюду устраивать очереди.
— Как мы проходили в школе, — вспомнил школьный учебник Миша Гофман, — царское правительство было погублено именно очередями за хлебом в феврале 1917 года.
— Откуда вам знать? — воскликнул ротмистр и направился к кабинке, но тут Кора поняла, что она пропустит все очереди, и кинулась к кабинке первой.
Внутри было густо насыпано хлоркой.
Хлопнула дверь. Кора догадалась, что ушел Миша Гофман.
— Не нравится мне этот Гофман, — сказал Покревский.
— Потише, ваше благородие, — откликнулся полицмейстер. — Они могут быть заодно. Пошли снаружи поговорим.
Когда Кора вышла из кабинки, у крана никого не было. Она решила воспользоваться коробкой с мелом, почистила зубы пальцем и поразилась способности людей разных эпох одинаково приспосабливаться к невероятным обстоятельствам.
— Доброе утро, — сказал Эдуард Оскарович Калнин, который вошел в туалетную.
Кора передала ему мел, а Эдуард Оскарович снял очки и начал протирать их с мелом.
— Знаете, что любопытно, — сказал Эдуард Оскарович, отставив очки на вытянутой руке и проверяя, хорошо ли они очистились, — если бы нас подержать здесь с полгода, получилась бы славная коммунальная квартира! Вы знаете, что это значит?
— Нет, а что это такое?
— Господи, как же это получилось! — воскликнул Калнин. — Мы одинаковые, но не имеем ничего общего.
И тут Коре показалось, что дверь чуть-чуть приоткрылась, — их подслушивали! Она подняла палец к губам, предостерегая Калнина.
— А я молчу! Хотя, впрочем, и не понимаю, кому здесь нужны доносы.
— Этот ужасный Гарбуй хочет все знать о нас и устроить вторжение на Землю.
— Не переоценивайте Гарбуя, — возразил профессор, — он пешка в чужой игре.
— Вы с ним знакомы?
— Разумеется. Он, подобно мне, сделал ошибочную ставку. История непредсказуема. Угадать будущее хоть один раз — это все равно что выиграть в лотерею миллион рублей или автомобиль «Победа», понятно? Если бы я мог избавиться от гипноза бессмертия вождя, если бы я хоть раз остановился и трезво поглядел на то, что Сталин — это старик, который всю жизнь губил свой и без того некрепкий организм водкой, вином и распутством, что не сегодня завтра он гикнется, я бы все мои действия построил иначе. Но я был под тем же гипнозом, под которым находилась вся страна.
— Вы хотите сказать, что Сталин не должен был умереть, но умер?
— Да.
— А что вы сделали?
— Как что? Попал сюда! Эмигрировал. Скрылся.
— Ой! — Кора была потрясена. — Значит, сто пятьдесят лет назад был человек, который догадался про параллельный мир и сюда перепрыгнул?
— До какой-то степени вы можете считать, что именно так.
Из кабинки вышел ротмистр Покревский и принялся умываться. Он не прислушивался к разговору Коры с Эдуардом Оскаровичем. А если и прислушивался, то ничем этого не показал.
— А вы кто по специальности? — спросила Кора Калнина.
— Я физик. Физик-экспериментатор. Это вам что-нибудь говорит, моя дорогая прапраправнучка?
— Разумеется, — сказала Кора. — Вы делали атомную бомбу.
Снова зазвенел колокол, к нему присоединилась отвратительным звуком сирена.
— Зовут на завтрак, — сказал Эдуард Оскарович.
— А вы не очень молодой… — осторожно произнесла Кора.
— Я был профессором, — сказал Эдуард Оскарович. — И даже должен был баллотироваться в члены-корреспонденты Академии наук. Но не успел.
— Потому что перешли сюда?
Профессор ничего не ответил. Он смотрел на спину ротмистра, который дожидался, пока тонкая струйка воды наполнит горсть, и плескал в лицо.
Они пошли на завтрак.
За завтраком Кора оказалась рядом с Покревским.
— Мне не хочется есть, — сказала Кора, когда медсестра кинула перед ней миску с кашей, на кучке которой чуть набок сиротливо лежала котлетка.
— Мне тоже, — ответил Покревский. Но взял тарелку Коры и подвинул ее сидевшей рядом чернявой принцессе.
— Бессловесным животным хуже всего, — сказал он.
Птичка сказала что-то ротмистру.
— Вы ее понимаете? — спросила Кора.