Пол Келвер

— Куда я заметаю мусор, вас не касается, — отвечал я с напором. — То, что я вообще его подметаю, — это по вине вашего отца. Разумная девушка…

— Как вы смеете осуждать моего отца! — перебила она, сверкая очами.

— Давайте прекратим этот разговор, предложил я, разумно и с достоинством.

— Да, уж лучше бы вам прекратить! — отрезала она.

Повернувшись ко мне спиной, она принялась подбирать шпильки — их было, наверно, около сотни. Я помог ей, подобрав штук двадцать, и вручил их ей с поклоном — пусть не очень глубоким, но этого и следовало ожидать. Я хотел показать, что ее дурной пример не сказался на моих собственных манерах.

— Прошу простить меня за причиненное беспокойство, произнес я. — Это вышло случайно. Я зашел, думая, что здесь ваш отец.

— Когда увидели, что его нет, могли бы и выйти, — ответила она, — а не прятаться за картиной.

— Я и не прятался, — объяснил я, — Просто этот мольберт стоял на дороге.

— И вы там встали и подсматривали за мной.

— Ничего другого не оставалось.

Она оглянулась, и глаза наши встретились. У нее были искренние серые глаза. В них плясали веселые огоньки. Я рассмеялся.

Тогда рассмеялась и она: весело и задорно, как раз так, как можно было ожидать.

— Могли хотя бы кашлянуть, — с укоризной сказала она.

— Интересно очень было, — взмолился я.

— Да уж, пожалуй, — согласилась она и протянула мне руку, — Я вам не сделала больно? — спросила она.

— Сделали, — ответил я, беря ее руку.

— Я была очень расстроена, — сказала она.

— Это было видно, — подтвердил я.

— Через неделю я иду на бал, — объяснила она, — на взрослый бал, и должна быть в платье. Вот я и хотела посмотреть, справлюсь ли со шлейфом.

— Ну, откровенно говоря, нет, — сказал я.

— Знаете, как трудно.

— Научить вас? — предложил я.

— А вы-то что об этом знаете?

— Мне каждый вечер приходится это видеть.

— Да, точно, вы же на сцене играете. Научите.

Мы подоткнули разорванную юбку, подогнав ее фигуре с помощью булавок. Я показал, как держать шлейф, и мы принялись вальсировать под мелодию, которую я напевал.

— Не надо считать шаги, — посоветовал я, — это мешает слышать музыку.

— Я не очень хорошо танцую, — кротко призналась она. — Я вообще ничего не делаю хорошо — разве что играю в хоккей.

— Старайтесь не насыпать партнеру на ноги, это очень серьезный недостаток.

— Я стараюсь, — пояснила она.

— Дело в практике, — заверил я.

— Скажу Тому, чтобы он со мной занимался по полчаса каждый вечер, — сказала она. — Он чудесно танцует.

— Кто это — Том?

— Мой отец.

— А почему вы зовете отца — Том? Это Звучит неуважитеяьно.

— А ему нравится; и ему это больше подходит, чем «отец». Он не очень-то похож на настоящего отца — делает все, что я хочу.

— Так это же хорошо.

— Нет, это очень плохо — так все говорят. Если подумать, конечно, не так надо воспитывать девочек. Я ему говорила, но он только смеется — говорит, что иначе не умеет. Хорошо было бы, если бы вышел толк. Сейчас лучше?

— Да, немного. Не надо так уж следить за этим. На ноги себе не надо смотреть.

— Если я не буду смотреть, они пойдут не туда. А сейчас и вы мне на ногу наступили.

— Да. Простите, Трудно этого не сделать.

— Я шлейф правильно держу?

— Не надо за него так цепляться, словно вы боитесь, что он убежит. Никуда он не денется. Держите его изящно.

— Как трудно быть девушкой.

— Ничего, привыкнете.

Танец закончился.

— А что дальше делать — сказать спасибо?

— Да, только любезнее.

— А он что должен делать?

— Вернуть вас вашей провожатой, предложить, угощение или просто поговорить.

— Терпеть не могу разговаривать. Я никогда не знаю, что сказать.

— Ну, это уж его забота. Он должен постараться вас развлечь, а вы должны смеяться. У вас приятный смех.

— Я никогда не знаю, когда нужно смеяться. Если я смеюсь, когда хочу, всегда кто-нибудь обижается. А что делать, если пригласят танцевать, а мне не хочется?

— Скажите, что уже обещали все танцы.

— А если это не так?

— Тогда соврите.

— А могу я сказать, что плохо танцую, и что пусть они лучше кого-нибудь другого пригласят?

— Это, конечно, будет правда, но ей могут не поверить.

— Хороши бы меня никто не пригласил, кто мне не понравится.

— Ну, второй раз уж точно не пригласит.

— Это грубо.

— Ну, вы же еще девочка.

— Нет, я совсем как взрослая в новом платье, правда.

— Не сказал бы.

— Вот посмотрели бы на меня, тогда не стали бы грубить. Вы грубите, потому что вы мальчишка. Взрослые гораздо приятнее.

— В самом деле?

— Да. Вы тоже будете, когда вырастете.

В прихожей внезапно раздались голоса..

— Том! — воскликнула мисс Делеглиз; и, подобрав обеими руками юбку, ринулась по винтовой лестнице вниз, на кухню, оставив меня стоять посреди мастерской.

Отворилась дверь, и вошел старый Делеглиз в сопровождении худощавого человека небольшого роста, рыжеволосого и рыжебородого, с очень светлыми глазами.